этим, схватил главных заговорщиков, а вслед за ними еще 400 — 500 глав семейств, единственной виной которых было то, что они — канаратцы, брамы[32] или просто богатые люди. Две недели на эшафотах не просыхала кровь. Костры обратили в пепел несколько сот жертв, а в лесу, окружавшем Айдер-Нагар, деревья стали виселицами для жертв ужаснейшего зверства. Жестокость, питавшая разум Набаба, распространилась на все королевство, и те несчастные, которые хотели спасти свою жизнь ценою золота, через мгновение собственной кровью скрепляли отречение от своего имущества.

Подозрения и неистовая злоба за полгода превратили эту прекраснейшую, богатейшую и самую мирную часть Индостана в край страха и ужаса, в груды пепла. Как только владелец дома становился жертвой злобы, меча и предательства, дом его предавали огню. Я объехал весь этот край и останавливался в одном из мест, полностью разрушенном Айдером. Раньше там жило более 10 тысяч канаратцев и брамов и было больше сотни великолепных пагод[33], с большим искусством воздвигнутых для почитания несуществующих богов. Я видел руины сооружений редкой красоты. На строительство в этой местности (которая совершенно пустынна, если не считать немногих живущих там бельтуа[34] и христиан) ушло столько материалов, что из них можно было бы воздвигнуть несколько крепостей, не опасаясь при этом, что не хватит тесаного камня, кирпича, железа, свинца, мрамора и даже дерева. Сохранились еще выложенные камнем каналы и пруды по 300 — 400 туазов[35] в окружности со спусками по 50 — 60 ступеней из тесаного камня; это заставляет сожалеть о тех разрушениях, которым подверглись остальные постройки. Город этот расположен между Манголором[36] и Гаттами[37], на плодородной равнине Малабарского побережья, и имеет около 5 миль в окружности.

Естественно, что своей жестокостью Айдер-Али-Кам внушил подданным ужас и страх. Большинство этих несчастных, следуя правилам своей веры, покорились ему и, подавив в себе скорбь и недовольство, остались жить в тех местах, где исполнялись их религиозные обряды. С тех пор там сохранялось спокойствие. Все эти люди безоружны. Грандиозные, хотя и плохо устроенные укрепления в Айдер-Нагаре, 60 — 70 крепостей с полным гарнизоном, разбросанных по всей стране, 5 — 6 тысяч солдат гарнизона в самой столице, управляемой ничтожным тираном, — все это подавляет несчастных людей. К тому же они не очень приспособлены к войне как из религиозных убеждений, так и из-за привычной изнеженности, ставшей их второй натурой. Они пригодны лишь для торговли или ведения дел. Брамы, будучи людьми образованными, очень подходят для участия в политических дольбарах[38]. К тому же они очень корыстолюбивы: если им хорошо платить, они пойдут на все, вплоть до измены своему господину.

Более 300 тысяч канаратцев — христиане. Большинство из них живет в нищете, а те, у кого есть хоть какое-то имущество, так малочисленны, что не в состоянии что-либо предпринять. Кроме того, у них нет ни вождя, ни оружия. Христианская же религия, к которой они легко приобщаются, запрещает причинять зло. Идолопоклонников среди канаратцев 150 — 180 тысяч. Остальные канаратцы рассеяны по всему побережью — от мыса Коморин до мыса Диу. Они считаются подданными тех, кто их приютил. У португальцев в Гоа[39] их больше 20 тысяч. Они живут также во владениях, принадлежащих англичанам и нам. Это вполне мирные люди. Они легко осваивают наши ремесла, становятся каретниками, столярами, каменщиками, а некоторые даже успешно занимаются искусством.

Айдер, убедившись, что все спокойно, решил начать новые завоевания. И тогда по его воле правитель Сонды[40] был объявлен врагом. Айдер выступил в поход против той части страны Сонды, которая прилегала к границам его владений. Стоило только Айдеру появиться там, как он сразу же захватил этот край. Легкая победа навела его на мысль отправиться в поход на португальцев. Война была объявлена. Айдер овладел мысом Рамас, который впоследствии португальцы у него отбили. Тогда французский отряд под командой г-на Хюгеля[41] тайно покинул лагерь и направился в Гоа. Это было сделано при посредничестве одного офицера, служившего Португалии, епископа Биррского[42] и аббата Норонского, который в то время принял сан епископа Аликарнасского. Подобное коварство нанесло тяжкий удар Айдеру и нарушило все его планы. Он послал своего альгара[43] к Хюгелю, требуя, чтобы тот вернул ему коней и все оставшееся в лагере имущество, которое принадлежало г-ну Хюгелю и офицерам его отряда.

Этим обстоятельством, а также тем, что Айдер был далеко от своей страны, воспользовались маратты и напали на королевство Майсур. Айдер бросился на защиту своей страны. Однако он едва не потерял за один день все плоды своих трудов. Португальцы, тоже стремившиеся к мести, попытались вернуть земли, которые Айдер отнял у их союзника, правителя Сонды. Военачальник по имени Каприбек, которому Айдер поручил защищать свои новые завоевания и который там и теперь командует, оправдал доверие своего правителя и нанес поражение португальцам, сосредоточившим все свои силы для осады Карвара[44]. Каприбек вынудил отойти их корабли. Они даже бросили восемь пушек. Я видел их в форте. Они стоят, как трофеи, прославляющие имя этого полководца. С тех пор был установлен мир, и мыс Рамас остался у португальцев. В бухте они построили форт для защиты побережья.

На вид Айдер-Али-Каму от 54 до 60 лет[45]. Он хорошего и весьма крепкого телосложения и все еще с легкостью вскакивает на коня. Лицо у него полное и очень смуглое, глаза хитрые, выражение лица гордое, недоброе, но улыбается он охотно и кажется честным человеком. Вероятно, зная, что французам нравится учтивость, он первым делал нам салам[46].

Он не носит ни усов, ни бороды и старательно выщипывает каждый появляющийся волосок. Вместо усов около рта тоненькая, еле заметная ниточка волос. Из подозрительности он не позволяет себя брить и потому подвергает себя операции, о которой уже говорилось. Появляясь перед армией, перед врагом, он бывает одет весьма просто. Я видел золото только на упряжке коней и на его расшитых туфлях. На нем был голубой шелковый стеганый халат и широкие шаровары из бенгальской материи[47]. На голове у него ток[48] красного цвета, как принято в Азии; на шее — орден, состоящий из жемчужного ожерелья в семь рядов, каждая жемчужина, размером почти с наш орех, ярко сверкает и отличается белизной; несколько сапфиров на пальцах, на большом пальце левой руки шапп[49] из изумруда величиной с монету в 20 су, только