увидеть, сударь кастелян? — поинтересовался Азирафель, спешиваясь и ища взглядом, кому поручить своего уставшего мула. Догадливый ключник ухватил за шиворот какого-то мальчишку, крутившегося возле ближайшего костра, и велел позаботиться о муле «господина посланца», а также и о лошадях охраны. Сам же повел гостя длинным полутемным коридором и вывел в гулкий, ярко освещенный зал.

На первый взгляд здесь творилась настоящая оргия, разве что участники были одеты потеплее и обходились без куртизанок. Азирафель охнул, оглушенный множеством громких голосов, визгливой музыкой, лязгом металлической посуды и собачьим лаем. От чада факелов и дыхания разгоряченных тел в зале стояла влажная жаркая духота, как в бане. За тремя рядами столов пили, ели, вопили, стараясь перекричать друг друга, около сотни человек. У дальней стены, на возвышении, за столом под самой богатой скатертью сидел, очевидно, сам Швангау с почетными гостями — и занимался тем же, что и остальные, внося хозяйский вклад в общий гвалт. Между столами бродило несколько шпильманов, играя на волынках и ребеках.

Азирафель остановился в растерянности, не представляя, как пробраться к владельцу замка сквозь все это столпотворение.

— Вы обождите чуток, мой господин, я побегу доложусь, — предложил кастелян и рыбкой нырнул в море голов, плеч и снующих туда-сюда слуг с пустыми и полными блюдами в руках. Вернулся он очень быстро и, почтительно поклонившись, доложил: — Их светлость велели провести вас прямиком к наследству, чтоб, значит, познакомились… А они сами чуть погодя вас навестят. Откушать с дороги желаете ли?

— Благодарю, я не голоден, но мои сопровождающие наверняка не откажутся от ужина.

— И о них позаботимся, а как же… Прошу за мной, мой господин.

В коридоре на них налетел взъерошенный малый в засаленной стеганке:

— Там это… еще приехали. Говорят, монахи. Ехали в Фюссен, сбились с дороги… Просятся на ночлег. Пускать?

— У нас не постоялый двор. Го… — тут стриженой головы в сером чепце коснулось некое теплое дуновение, и слово, начавшееся с «го», вместо «ни» обрело совсем иное завершение: —…споди Боже мой, пускать, пускать разумеется! В такую непогоду нельзя без крыши над головой! Распорядись там насчет их лошадей, я потом подойду.

Малый, приоткрывший от удивления рот, захлопнул его и умчался. Азирафель удовлетворенно вздохнул: обычный управитель замка, конечно, не король Людвиг, но доброе дело сделано, значит, есть что написать в отчете.

«Наследство», как выразился кастелян, было свалено кучей в углу длинной темной комнаты без окон. Судя по теплу и запахам, за стеной находилась кухня. Масляный фонарь осветил груды переплетов, разлохмаченных обрезов, измятых свитков.

— Ох, ну разве можно так обращаться с книгами?!

— Так оно ж ненадолго… вы ж заберете их, мой господин?

— Обязательно. Я сейчас же займусь разбором, надеюсь, их не успели погрызть мыши. Оставьте мне фонарь, пожалуйста, и можете идти.

— А почивать разве не изволите?

— Нет пока. Ступайте, любезнейший, благодарю за труды.

Отделавшись от смертного, ангел начудесил карманный светоч небесный, потому что масла в фонаре почти не осталось, сотворил обычный табурет, и принялся за разбор «драгоценных библий, евангелий и трудов отцов церкви». Первый же том, вытащенный из груды, подтвердил: поездка в замок оказалась не напрасной.

Половина кучи уже превратилась в ровные штабеля, когда в коридоре послышались шаги и знакомый голос кастеляна: «Уж не взыщите, святой отец, все покои заняты гостями. Не в конюшне же вам почивать…» — ему что-то ответили и он закончил с угодливым смешком: «Оно конечно, но яслей у нас нету, потому как не держим ни овец, ни коз… А в конюшне и так битком народу!»

Азирафель погасил светоч. И вовремя: на пороге возник управитель, а вслед за ним высокий худой монах в рясе францисканца. Обнаружив, что в комнате есть люди, францисканец заметил с сильным акцентом:

— Здесь нельзя спать. Идем в конюшню, — сквозь акцент в его голосе пробивалась смертельная усталость.

Ангела вовсе не прельщала перспектива нового путешествия по замку к предполагаемой спальне. Очевидно, и монаху меньше всего хотелось идти куда-либо. Ровные стопки книг могли послужить отличной ширмой, а вопрос кровати отпал сам собой: в коридоре маячил давешний детина с огромной охапкой соломы в руках.

— Уверен, мы друг другу не помешаем, — заключил Азирафель, и добавил, перейдя на латынь: — Сон рядом с книгами самый полезный. К тому же здесь тепло и сухо.

— Воистину, вас послал мне Господь, сударь, — францисканец с нескрываемым облегчением перешел на привычный ему язык. — У меня пока было мало времени изучить как следует местное наречие, скверно чувствовать себя почти немым… Благодарю за приглашение, оно более чем кстати.

Детина с шумом уронил солому на пол между стеной кухни и книгами, постелил сверху чью-то порядком облезлую шкуру и утопал. Кастелян, обалдевший после двойной порции благодати, молча поклонился и тоже поспешил убраться подальше от странного гостя.

— Позвольте узнать, кого, кроме барона, упомянуть мне в благодарственной молитве перед сном?

Азирафель подумал, почему бы и не познакомиться, раз уж он своей волей оставил здесь этого бедолагу. К тому же монах чем-то напоминал Оккама, своего собрата по ордену.

— Можете звать меня Вайскопф. А как я могу обращаться к вам, отец?

— Вильгельм, — ответил францисканец.

Глава 4. Три лестницы

Радость, которую испытал королевский библиотекарь при виде новых книг, оказалась преждевременной: под слоем более или менее хорошо сохранившихся экземпляров его ждали плачевные следы небрежения, мышиного пиршества и прямого человеческого варварства. Черные потеки плесени на форзацах; источенные, загаженные переплеты и обрезы; огрызки страниц, вырванных чьей-то безжалостной рукой, очевидно, для растопки. Азирафель горестно цокал языком, прикидывая, много ли удастся восстановить без использования чуда. На сверхъестественном приходилось экономить: до конца года еще далеко, лимит почти исчерпан, Оккаму в любой момент может сделаться хуже, да мало ли для чего еще потребуется чудо…

За штабелем книг заворочался монах. Послышался долгий вздох, а вслед за ней над темными переплетами показалось заросшее седой щетиной худое лицо в капюшоне.

— Я разбудил вас, отец Вильгельм? — участливо спросил Азирафель.

— Нет-нет, я привык просыпаться к Хвалитнам.

Он вновь исчез за штабелем и продолжил там чем-то шуршать, должно быть, приводил в порядок одежду.

— Господин Вайскопф, — донеслось из-за книг, — вам, случаем, не известно, где в этом замке расположена часовня? Вечером я от усталости забыл узнать это у кастеляна.

— Увы… Я впервые в этом замке. Вчера я прибыл ненамного раньше вас и почти сразу меня провели сюда.

— Что ж, попробую найти самостоятельно.

— Если позволите, я бы хотел присоединиться, — Азирафелю вспомнилось вчерашнее гульбище. Не стоит позволять безоружному