Дэвид перестал есть суп. Хелен и Люк сидели неподвижно, не сводя глаз с его лица. Джейн слушала тоже, но иначе. Четырехлетка, она смотрела, как принимают рассказ Хелен и Люк, и, копируя их, тоже уставилась теперь на отца.

— Разве птицы поют для нас? — спросил Люк с сомнением, морща лоб. У него решительное суровое лицо, и он, как всегда, требует правды. — Когда мы в саду и там поют птицы, разве они поют для нас?

— Конечно, нет, глупый, — сказала Хелен. — Это был волшебный лес.

— Конечно, они поют для тебя, — твердо сказала Дороти.

Дети, утолив первый голод, сидят с ложками в руках и большими глазами смотрят на отца. У Гарриет тяжело на сердце: они такие доверчивые, такие беспомощные. Телевизор включен: профессионально невозмутимый голос рассказывает об убийствах в лондонском пригороде. Гарриет, тяжело ступая, идет выключить его, бредет на место, наливает себе еще супа, щедро крошит хлеб… Она слушает голос Дэвида, нынче вечером это голос сказочника, который так часто звучит на этой кухне: то из уст Гарриет, то Дороти…

— Когда дети захотели есть, они нашли куст, на котором росли шоколадные конфеты. Потом они нашли озерцо, наполненное апельсиновым соком. Детей потянуло в сон. Они легли под кустом рядом с добрым оленем. Когда проснулись, они сказали спасибо оленю и пошли дальше…

И вдруг девочка увидела, что она одна. Она потерялась. Девочке захотелось домой. Она не знала, в какую сторону идти. Она огляделась — нет ли рядом доброго оленя, или воробья, или другой птички, которая скажет, где она находится, и покажет, какой дорогой выбираться из лесу. Девочка долго блуждала по лесу, и ей опять захотелось пить. Она наклонилась над озерцом, думая, не апельсиновый ли в нем сок, но там была вода, чистая прозрачная лесная вода, у нее был вкус растений и камней. Девочка попила из горсти.

Тут двое старших детей потянулись к своим стаканам и отпили из них. Джейн сплела пальцы, складывая их ковшиком.

— Она сидела там у озера. Уже темнело. Она наклонилась к воде посмотреть, нет ли там рыбки, которая подскажет дорогу из лесу, но увидела нечто неожиданное. Это было лицо девочки, и оно смотрело прямо на нее. Такого лица она никогда раньше не видела. Чужая девочка улыбалась, но это была злая улыбка, не дружеская, и наша маленькая девочка подумала, что эта другая девочка вытянет руки из-под воды и утащит ее в озеро…

Глубокий возмущенный вздох Дороти — она находит, что на ночь это слишком страшно.

Но дети застыли, им интересно. На маленького Пола, захныкавшего на руках у Элис, Хелен шикает:

— Тише ты, закрой рот.

— Филлис — так звали маленькую девочку — никогда раньше не видела таких страшных глаз.

— Это Филлис из моего садика? — спросила Джейн.

— Нет, — ответил Люк.

— Нет, — ответила Хелен.

Дэвид остановился. Видимо, в ожидании вдохновения. Нахмурился, принял сосредоточенный вид, будто у него разболелась голова. Что до Гарриет, то ей хотелось закричать: «Перестань, хватит! Ты говоришь обо мне — это то, какой ты меня видишь!» Она не могла поверить, что Дэвид не понимает этого сам.

— И что было потом? — спросил Люк. — Что там было дальше?

— Погодите, — сказал Дэвид. — Погодите, у меня суп…

Дэвид принялся есть.

— Я знаю, как было, — твердо сказала Дороти. — Филлис решила сейчас же уйти от этого гадкого озера. Она быстро побежала по тропинке и скоро столкнулась с братом. Он ее искал. Они взялись за руки, побежали из лесу и благополучно добежали до дома.

— Так оно и было, точно, — сказал Дэвид. Он виновато улыбался и выглядел смущенным.

— Правда-правда, так и закончилось, пап? — спросил Люк, тревожась.

— Конечно, — сказал Дэвид.

— Что за девочка была в озере, кто это? — спросила Хелен, переводя взгляд с отца на мать.

— А, так, просто какая-то волшебная девочка, — ответил Дэвид. — Понятия не имею. Она просто материализовалась.

— Что значит «материализовалась»? — переспросил Люк, с трудом выговаривая новое слово.

— Пора спать, — сказала Дороти.

— Но что значит «материализовалась»? — не унимался Люк.

— Пудинга не будет! — возмутилась Джейн.

— Пудинга нет, есть фрукты, — сказала Дороти.

— Что значит «материализовалась», пап? — волнуясь, настаивал Люк.

— Это когда что-нибудь, чего не было, вдруг появляется.

— Но отчего, отчего появляется? — захныкала огорченная Хелен.

— Дети, наверх, — скомандовала Дороти.

Хелен взяла яблоко, Люк тоже, а Джейн, с быстрой, озорной, хитрой улыбкой, — кусок хлеба у матери с тарелки. Ее не расстроила эта сказка.

Трое детей шумно поднялись по лестнице, а маленький Пол, покинутый, смотрел им вслед и надувал губы, собираясь заплакать.

Элис проворно поднялась, взяла Пола и понесла следом за старшими, говоря:

— Когда я была маленькая, мне никто не рассказывал сказок! — И было непонятно, жалоба это или «оно и к лучшему».

Вдруг Люк показался на площадке.

— А на летние каникулы все приедут?

Дэвид беспокойно взглянул на Гарриет — и отвернулся. Дороти жестко посмотрела на дочь.

— Да, — ответила Гарриет слабым голосом. — Конечно.

Люк крикнул вверх:

— Она сказала «конечно»!

Дороти сказала:

— Ты только-только родишь этого ребенка.

— Решайте вы с Элис, — сказала Гарриет. — Если чувствуете, что не справитесь, скажите.

— Я чувствую, что справлюсь, — сказала Дороти сухо.

— Да, я знаю, — быстро подхватил Дэвид. — Вы — чудо.

— И вы не знаете, что делали бы…

— Не надо, — сказал Дэвид. Потом обратился к Гарриет: — Куда лучше бы все отложить и зазвать всех на Рождество.

— Дети ужасно расстроятся, — сказала Гарриет.

Но в ее голосе не слышалось прежней настойчивости: он был ровным и безразличным. Муж и мать с любопытством поглядели на нее — Гарриет расценила их взгляды как холодные, недобрые. Она сказала мрачно:

— Ну, может, этот ребенок родится до срока. Так должно быть. — Горько рассмеялась, потом внезапно поднялась, вскрикнула: — Мне надо двигаться, надо двигаться, — и начала свой нескончаемый мучительный марш: час за часом вперед-назад и вверх-вниз.

Гарриет пришла к доктору Бретту после восьми месяцев и попросила стимулировать роды. Доктор посмотрел на нее укоризненно и сказал:

— Я думал, вы этого не одобряете.

— Не одобряю. Но сейчас особый случай.

— Такой уж особый?

— Вы не хотите понять. Ведь это не вы носите этого… — Гарриет проглотила «монстра», опасаясь вызвать неприязнь доктора. — Послушайте. — Она старалась говорить спокойно, но тон вышел сердитым и обвинительным. — Разве я была когда-нибудь неблагоразумной? Истеричной? Сварливой? Ну — просто жеманная истеричка, да?