Она шла по тропе в расстроенных чувствах, погруженная в свои мысли, и этот голос, прозвучавший из кустов дикой лещины, действительно испугал ее.

— Как это случилось? — спросила она, придя в себя и рассмотрев мужчину в богатой одежде.

Он держался за ногу, постанывая от боли, и явно не мог сам подняться.

Ответил, однако, не без улыбки:

— Она испугалась змеи и понесла меня через лес, не разбирая дороги… Где и сбросила в эти кусты.

— Вы сильно ушиблись?

— Должно быть, подвернул ногу. Если бы вы помогли мне отыскать палку покрепче…

И Аделия не раздумывая принялась искать ему палку, а после помогла подняться на ноги, опираясь на ее же плечо. И рука, касавшаяся ее, была сильная и горячая, такая, что ее словно кипятком обдало сквозь материю платья…

И сладко заныло под ложечкой.

— Как зовут тебя, милая девушка? — спросил он уже взобравшись на лошадь. И Аделия назвалась. — Прекрасное имя для прекраснейшей девушки! — одарил он ее комплиментом и спросил: — Могу я снова увидеть тебя?

Аделия, абсолютно пунцовая, с гулко бьющимся сердцем, уклончиво отозвалась, что это возможно

И оба знали, что это «возможно» вполне конкретное «да», и новая встреча случится так скоро, как только возможно.

В этом же месте…

Как по сговоренному.

А пока Аделия брела в сторону дома, и ссора с матерью, приведшая ее на тропу, более не тревожила ее сердце. Родители могут думать все что угодно, диктовать им с братом, как жить, но любить… здесь ее сердце решает самостоятельно.

И решило уже…

С первого взгляда.

— Аделия, у тебя все в порядке? — заботливый голос Брукса был как бальзам для души, и Аделия с благодарностью на него поглядела.

— Все хорошо. Почему вы спросили? — полюбопытствовала она.

Они ехали по дороге от Тальбота, и развилка уже маячила впереди — вскоре дороги их разойдутся.

И уже разошлись…

Но…

— Ты задумчивая и… грустная. Не такая, как прежде…

— Теперь я и в самом деле другая, — согласилась она. — И время другое. Все мы меняемся, разве нет?

Мужчина мотнул головой: соглашаясь иль нет, непонятно.

Сказал:

— Некоторые сильнее других и не всегда в лучшую сторону.

— Хотите сказать, прежняя я нравилась вам много больше? — спросила Аделия не без горечи.

И Брукс придержал лошадь, побуждая и девушку сделать то же. Их животные пританцовывали на месте, круп к крупу, и мужчина протянул руку…

— Аделия… милая, я только хотел сказать, что некоторые мужчины… не умеют сделать супругу счастливой. А я вижу: прежде ты была ярче, горела огнем.

— Возможно, перегорела?

— Не верю.

Он пальцем погладил кожу у нее на запястье, осторожно, как бы ступая в холодную воду.

Не сразу, но девушка отдернула руку…

— Не надо, кто-нибудь может увидеть.

Сказала, пересиливая себя, так как сердцем мечтала продлить эту скоромную ласку, почувствовать нужность кому-то…

Довериться.

— Я…

Что-то дернулось у нее в животе: словно желудок свело или… шевельнулся ребенок. Она прежде не знала этого чувства, и теперь замолчала, прислушиваясь к себе…

Адэр Брукс осведомился:

— Ты в порядке, Аделия?

— Я… — Рука дернулась, желая лечь на живот, но она остановила себя. — Я в порядке. Благодарю! — И перехватила поводья. — Мне пора возвращаться. Была рада увидеться…

— Как и я. — И Адэр, как было когда-то, спросил: — Мы увидимся снова?

Аделия головой покачала:

— Не думаю, что это уместно…

— И все же… я бы хотел снова увидеть тебя. Все это время… ты была в моем сердце… Ты ведь знаешь, насколько дорога мне?

— Адэр…

Она не знала, что на это ответить, и была рада уйти от ответа, завидев путника на дороге. Дернув поводья сильнее необходимого, Аделия направила лошадь в сторону дома… И знала, что Адэр Брукс смотрит ей вслед не отрываясь.

На ужин Гленис подала похлебку на курином бульоне, сладкий крем из яиц и шафрановое печенье. И даже несмотря на внутреннюю нервозность, стальным кулаком сжимавшую грудь, Аделия ела с большим аппетитом, ничуть не чураясь простоты сервированного стола. Две перемены из двенадцати блюд всегда казались девушке расточительством и чрезмерным…

Должно быть, прижимистость собственного отца отчасти перешла на нее.

И как бы Аделии это не нравилось, с родовыми чертами приходилось мириться…

— Гленис, как много продуктов у нас в кладовой? — поинтересовалась она после ужина. — Как надолго их хватит при самом рачительном потреблении?

Служанка испуганно на нее поглядела.

— Так у вас ребеночек, госпожа, вам питаться надо, как следует, — сказала она, сминая края рабочего фартука. — Но вы не волнуйтесь, Брэди придумает что-то. Зайца в лесу изловит или кабанчика вдруг подстрелит… Зима, слава богу, прошла, теперь легче будет.

— А как же овцы? — теперь девушка обращалась к слуге. — Скоро стрижка, ты говорил, нам нужны стригали.

— Нужны, госпожа, — отозвался тот, мотнув головой, — Двану одному вряд ли справиться. Я же в овцах мало что понимаю…

И Аделия сообщила:

— У моего отца было стадо рогатых норфорлков — я немного знаю об этом и могла бы помочь.

— Помочь с овцами, госпожа?! — воскликнул мужчина с таким неподдельным ужасом, словно заметил у собеседницы пару копыт и длинный хвост, торчащие из-под юбки. — Что вы, как можно, особенно в вашем-то положении…

И Аделия с трудом сдержала всколыхнувшееся раздражение: сколько можно поминать это семя в ее животе, вести себя так, словно оно — самое важное в жизни.

Когда это вовсе не так…

И завтра, избавившись от него, она снова станет свободной!

И вдруг странное чувство в животе повторилось… В этот раз списать его на голодный желудочный спазм было никак невозможно. Она только поела…

Неужели… малыш?

Аделия приложила к животу руку…

— Ребеночек шевелится? — спросила Гленис в радостном оживлении.

— Я не знаю, — призналась она, совсем не желая обсуждать эту тему и дальше.

Но служанку было не удержать:

— И понятно: это ваш первый ребеночек. На втором-то вы будете точно уверены… А оно всегда, знаете как бывает: словно капусты наелся, и живот вспучило. Газы идут, уж простите…