все сидели в молчании… Потом Владимир Ильич сказал тихо: «Ничего не знаю лучше „Аппассионаты“. Готов слушать её каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть наивной, думаю: вот какие чудеса могут делать люди!»

Слова Ленина глубоко поразили всех, кто через несколько лет прочёл очерк Горького «Владимир Ленин». Художники запечатлели этот эпизод в рисунках и картинах. Поэты — в стихах. Об этом вечере у Горького создан небольшой фильм «Аппассионата».

Аппассионата (рисунок нар. художника Н. Жукова)

Мужественный гений музыканта, родившегося за сто лет до Ленина, был близок великому гению революции. Ленину была нужна музыка Бетховена, она была тоже оружием в революционной борьбе.

Вспомните, как в Швейцарии Ленин слушал игру Кедрова и просил его ещё и ещё раз повторить увертюру Бетховена «Эгмонт». «Эгмонт» — герой драмы Гёте, борец за свободу Нидерландов против владычества Испании в ⅩⅥ веке. Коварный герцог Альба бросил его в тюрьму. Эгмонт должен быть казнён. Идя на казнь, он обращается к людям, собравшимся на улицах: «За родину сражайтесь, за вольность, за свободу!». Увертюра Бетховена без слов повествует о борьбе народа с произволом.

В первые советские годы в мёрзнувшей, голодной, израненной России постоянно звучала музыка Бетховена, и порою Ленин тихонько, стараясь остаться незамеченным, приходил на встречу с этой волнующей, придающей силы музыкой.

Вот он сидит в нетопленном зале Консерватории, подняв воротник, не снимая шапки, в неудобной из-за раненного плеча позе. Дирижёр во фраке, но под фраком толстый свитер, и руки в перчатках.

Таким увидела его в этот ноябрьский вечер 1918 года дочь С. Гусева — Елизавета Драбкина. Дочь своего соратника и друга Ленин знал с детских лет. Поспев в Большой зал к самому началу концерта, она с матерью спешила пройти на свои места в пятом или шестом ряду. Впереди одно место было свободно, а рядом с пустым креслом сидел человек в шапке-ушанке. Когда он снял шапку и опустил воротник пальто, Елизавета Яковлевна узнала в нём Ленина.

«Мне довелось много раз видеть Владимира Ильича выступающим на трибуне, председательствующим на заседании, у него дома. И всегда он бывал в действии, в движении. Сейчас, впервые, я видела его в минуту сосредоточенного раздумья, когда ему казалось, что он был наедине с самим собою,— пишет Е. Драбкина.— Слушая и не слушая увертюру „Кориолан“, я неприметно боковым зрением наблюдала за Владимиром Ильичом. Он сидел, не шелохнувшись, поглощённый музыкой. Оркестр постепенно освобождался от оцепенения, но всё ещё звучал приглушённо, и только замёрзший ударник, когда ему приходило время вступать, с непомерной силой колотил по своему инструменту.

…Взрыв рукоплесканий прервал мои думы. Теперь Владимир Ильич переменил позу и сидел так, что мне видна была правая половина его лица. Выражение его было сосредоточенным и даже грустным. И чувство огромной любви к нему охватило мою душу».

А вот концерт в Большом театре. В программе — тоже Бетховен. Ленина никто не видит, но он здесь, укрылся в аванложе и слушает музыку.

В 1922 году в Россию приехал немецкий дирижёр Оскар Фрид. Это был первый иностранный дирижёр, посетивший страну революции. Ленин тепло принял Фрида, беседовал с ним. Когда дирижёр сказал, что намерен исполнить произведения Бетховена и Чайковского, Владимир Ильич был очень обрадован.

Фрид рассказывал: «Мне казалось, что я назвал ему самые любимые, самые дорогие имена, какие только существовали для него во всей мировой музыкальной литературе».

Писательница Галина Серебрякова оказалась рядом с Лениным на утреннем симфоническом концерте в Большом театре в 1921 году. Все места в ложе были заняты, когда перед самым началом неожиданно вошли Ленин и Крупская. Сидевшие в ложе встали, чтобы уступить им места, но Владимир Ильич решительным жестом отказался и долго стоял, пока не внесли ещё стулья. Дирижёр поднял руку. Исполнялась Девятая симфония Бетховена. В финале этой симфонии, как известно, к оркестру присоединяются хор и солисты, и могучая «Ода к радости» призывает людей к братству и дружбе.

«Обнимитесь, миллионы!» — прозвучало в зале. «Ильич облокотился на барьер ложи, и я увидела его бледное, вдохновенное, сосредоточенное лицо,— пишет Г. Серебрякова.— Он был весь во власти торжествующей, победной симфонии, заполнившей огромный театр, рвущейся прочь сквозь камни, к небу.

Ликующие, жизнеутверждающие аккорды завершили финал, и музыка оборвалась. Не сразу, однако, рассеялось могучее очарование гениального творения Бетховена. Ленин как бы очнулся, встал, приветливо поклонился всем и, пропустив вперед Надежду Константиновну, вышел».

Музыка Бетховена прошла через всю жизнь Ленина. Она помогала мечтать, видеть сквозь чёрные тучи солнце грядущей победы. С ней ярче ощущались и самая радость и гордость победы революции над реакцией, добра над злом, света над тьмой. И для нас музыка Бетховена стала неразрывна с образом великого Ленина. Пусть же она войдёт в каждое сердце, в каждый дом.

Эти песни пел Ленин

В. И. Ленин на прогулке в горах (Польша, 1914 год)

Любимым отдыхом Владимира Ильича были прогулки в горы. Он купался в горных речках, легко ходил, поднимался на большую высоту, увлекал за собою смелых и тренировал их в горном спорте. Летом 1914 года Ленин жил в польской деревне Поронин у Карпатских гор. Как-то в воскресный день он с друзьями затеял трудный поход в горы. Целые сутки они бродили по горам и оказались на самой вершине. Вокруг было пусто и тихо. Ильич, смеясь, сказал: «Уж здесь нас не достанут ни жандармы, ни полицейские, ни цари — давайте-ка петь полным голосом наши революционные песни!». И он начал первым:

Замучен тяжёлой неволей,

Ты славною смертью почил…

К нему присоединились спутники. Пели негромко, печально — кто сидя, кто привстав на колени. За первой песней последовали другие. Владимир Ильич дирижировал стоя, и все незаметно для себя встали на ноги, выпрямились, голоса зазвучали твёрдо, торжественно и мощно, как того требовали песни «Варшавянка», «Красное знамя», «Смело, товарищи, в ногу», «Марсельеза».

Может быть в те минуты Ильичу припомнились дни, когда он впервые услыхал эти песни… Ещё делая первые шаги к революционной деятельности, он узнавал революционные песни. И тогда же он понял, что и песня — участник борьбы, и её преследовали, запрещали, конфисковали, сжигали… За пение революционных песен сажали в тюрьмы, избивали нагайками.

Ту, траурную, что здесь в горах он запел первой, очень любил брат Саша. Давно, ещё в России, Ленину стало известно, что песня эта была написана в память студента Чернышёва, погибшего в царской тюрьме. А сам Саша всего за