А во-вторых, Лев Толстой, прежде чем написать «Войну и мир», создал множество произведений на темы современности. Каждый писатель, если даже он когда-либо возьмется за разработку исторической темы, начинает все-таки с тем современности. Только современность способна наполнить его чернильницу не чернилами, а живой кровью подлинной жизни; только современность приведет его к подлинному искусству.

В советской литературе есть замечательная книга. Она называется «Чапаев». Написал ее Дмитрий Фурманов. Книга широко известна за рубежами, она не умерла и сегодня, хотя сегодня события, изображенные в ней, стали уже историей.

Может быть, если бы кто-то взялся сейчас писать новый роман о Чапаеве, о его времени, не исключена возможность, что книга была бы обстоятельней, точнее по описаниям, богаче по эпитетам, метафорам и гиперболам, стройнее композиционно. Нет, не исключена такая возможность. Но не было бы в ней той страсти, того огня, той доподлинности, той впечатляющей правды, какими отмечена книга Дмитрия Фурманова, современника Чапаева, участника сражений Гражданской войны, чапаевского комиссара.

Зарубежному читателю отлично известна и другая советская книга – роман «Поднятая целина» Михаила Шолохова. Двадцать лет прошло со времени написания первой ее части, события коллективизации советской деревни, изображенные в книге, сегодня тоже стали событиями истории. Но никто еще не превзошел Шолохова в правдивости и яркости их изображения. И не только потому, что это писатель большой силы, большого таланта, но и потому, несомненно, что автор книги жил в ту горячую пору в деревне, сам участвовал в событиях, был их современником.

Я мог бы назвать многие десятки, сотни прекрасных книг и советских и зарубежных авторов, книг, сила и художественная ценность которых обусловлены не только талантом создателей, а и тем прежде всего, что создатели их отдали свой талант современности, посвятили его изображению жизни своих современников – для того, чтобы объяснить эту жизнь, изменять ее, улучшать.

Работа над темами современности обогащает писателя знанием человека, помогает ему видеть не только день нынешний, но и заглядывать вперед, в будущее. Для литератора оторваться от современности это все равно что было Антею оторваться от земли. В самом деле, вот небольшая история. Известно, что в состав Советского Союза входит союзная Узбекская республика – Советский Узбекистан. Если начитаться старых книг, старых архивных документов, летописных пергаментов и свитков да взяться по ним сочинять роман из жизни узбеков, получится книга о богачах-баях, о дехканах-бедняках, о всяческих подлостях и несправедливостях, о тяжкой доле узбекской женщины, которая во времена оны – до революции – была тут основной рабочей силой на хлопчатниковых полях и в домашнем хозяйстве.

Но вот минувшим летом 1959 года я впервые в своей жизни проехал тысячу с лишним километров по Ферганской долине – плодородной огромной впадине среди снеговых гор, изрезанной каналами и арыками, возделанной и цветущей. Где богачи-баи, где бедняки-дехкане? Здесь все стали зажиточными, обеспеченными. Все несправедливости отпали, потому что в колхозах колхозники получают строго по труду, затраченному в коллективном хозяйстве. Уходит в прошлое и некультурная кишлачная жизнь. Из глинобитных хижин люди переезжают в новые дома, окруженные молодыми садами. У многих крестьян-колхозников во дворах появились автомашины, мотоциклы, на смену ишаку как средству передвижения повсеместно пришел велосипед; даже возникла такая проблема: как быть с ишаками, куда их девать? Они уже никому не нужны.

Но зато какой богатый мир – мир чувств, стремлений, замыслов – откроется тому, кто войдет в жизнь узбекского народа сегодня, кто ближе узнает чудесных людей нового Узбекистана! Нелегко было женщине Востока сбросить чачван, переступить через многие стародедовские установления, выйти на дорогу полноправной счастливой жизни, но в Узбекистане она это сделала.

Вог вам и готовая канва для романа, для повести, для пьесы.

О прошлом пишут чернилами, о современности – кровью сердца. Может быть, поэтому и труднее писать о современности: строку за строкою, каплю за каплей раздает себя читателям писатель, пишущий о своем времени. Расход велик. Но зато велика и радость, когда современники узнают собственные черты в его книгах, когда его книги раскрывают им глаза на самих себя, когда в его книгах находят они ответы на многие волнующие их вопросы жизни, когда идут они за ним в жизнь, даже сами того не сознавая, дорогой, которую прокладывает он.

Что же тут спорить? Вопрос давно решен практикой, и прежде всего практикой величайших мастеров художественного слова.

Лицо писателя

Студенты Литературного института имени Горького попросили меня написать в их стенную газету о том, как я представляю себе лицо современного молодого литератора.

Отвечу: прежде всего как лицо общественника, общественного деятеля и ни в коем случае не затворника, не отшельника-«мыслителя». Конечно, и отшельники-одиночки, в том случае, когда не обойдены талантом, способны высекать огонь из камня. Но этот огонь тоже будет только для одиночек, для литературных гурманов, для снобов и смакователей – огонь холодный и скоро гаснущий.

Долго живут и волнуют умы миллионов те произведения, в которых изображается подлинно народная жизнь. Спросите тысячу читателей – окажется, что уайльдовский «Портрет Дориана Грея» из них прочли и помнят сегодня десятеро, а «Мать» Горького – многие сотни, хотя и «Портрет» (на русском языке) и «Мать» появились почти одновременно (с разницей в два-три года). Почти в одно время пошли к читателю стихи и словесного эквилибриста Игоря Северянина, и певца российской природы и российской души Сергея Есенина. Лишь поросшие мхом одиночки помнят сегодня трескучие строки «гения» московских и петербургских курсисток. Есенина же знают, как говорится, и стар и млад.

В чем тут дело? Только ли в разности степеней таланта? И это, конечно, по меньшей мере немаловажно. Но разность степеней таланта обусловила разность взглядов на жизнь, на мир, на человека. Могучие таланты вели художников к народу, в жизнь, в самую ее гущу.

Оскар Уайльд черпал вдохновение в декадентских гостиных Лондона, – Горький тянул в это время трудовую лямку в поволжских городах, исхаживал Россию пешком в стоптанных сапогах из грубой юфти. Северянин пасся на подножном корму гостиных двух российских столиц, – Есенин раскрывал свою душу навстречу трудовому человеку милой ему родины.

Сейчас в литературе толчется кучка неких что-то пишущих пижонов. Пишут они лишь о том, что у них произошло в постели ночью (Северянин очень порадовался бы таким последователям), о том, что увидели они из окна троллейбуса на московских тротуарах, о том, как пушист снег на Никитском бульваре, – чирикают, выходят со своим чириканьем на подмостки «творческих вечеров», аплодисменты девиц со средним образованием принимают как знаки всенародного признания и, упоенные дешевым успехом, все дальше отстраняются от большой народной жизни.

Этому удивляться не надо. Это было всегда. Это издержки, отходы могучего литературного