Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Касик попался в западню и был отправлен в Испанию для лицемерного суда за «сожжение поселения Навидад и другие преступления против короны». Корабль, в трюме которого держали пленника, попал в шторм и затонул вместе со всеми, кто был на борту. Еще более горькая судьба постигла впоследствии его вдову и наследницу. Анакаона – что в переводе означает Золотой Цветок – увела остатки своих людей на другую часть острова, но уже в 1503 году испанское коварство настигло ее и там.
Женщина пыталась умиротворить испанцев, организовав в их честь большой праздник, на который прибыла вся племенная знать. Когда вожди собрались в большом доме, Николас де Овандо[45] приказал подпереть двери и поджечь строение. 80 человек внутри сгорели заживо. Сама Анакаона была арестована и через три месяца повешена в испанской столице острова. Сегодня она почитается как национальная героиня Доминиканской Республики.
Военные успехи не приносили Колумбу успокоения. Все его щедрые обещания оставались невыполненными: морское сообщение с Индией или хотя бы Китаем не установлено, горы золота не найдены, даже дело обращения дикарей в христианскую веру не сдвинулось за прошедшие годы с мертвой точки. Чтобы исполнить хотя бы последний пункт, Колумб повелел воздвигнуть по всему острову высокие кресты: «Делать же это следует непременно, так как, хвала Господу, земля принадлежит христианам, и вы должны поступать так, чтобы память о том сохранилась навечно».
Помимо этого адмирал приказал вырезать на деревьях имена Католических королей. Если последняя мера и польстила самолюбию Изабеллы и Фердинанда, то никакой практической пользы венценосной чете не принесла. Доходы от колонии на Эспаньоле едва покрывали затраты на ее содержание[46], и в 1495 году разочарованное испанское правительство в одностороннем порядке отказывается от обязательств перед Христофором Колумбом.
Согласно высочайшему указу отныне любой из подданных испанской короны мог снаряжать корабли для поиска и добычи золота в Новом Свете. Спешно прибывший в Испанию Колумб сумел вернуть себе часть обещанных привилегий, но загнать иберийского джинна обратно в бутылку ему оказалось не по силам – искать счастья и славы на «райских островах» уже ринулись авантюристы всех мастей[47].
Одна из версий античного мифа, упомянутого в начале этой главы, гласит, что Геркулес не прорубал Гибралтарский пролив, а, напротив, сильно сузил имевшийся природный канал, чтобы чудища из глубин «океана мрака» не могли попасть в европейскую ойкумену. Сын Зевса даже не подозревал, что настоящие чудовища до поры таились как раз на берегах Средиземного моря, запертые там, покуда Колумб не показал им дорогу в Новый Свет…
2. «Испанский сапог» Конкисты: порох, оспа и крест
2.1. Белые боги: Кортес, Писарро и другие конкистадоры
И оттискивались ясно
На груди индейцев голой
Арабески лат испанских.
Антильские острова
«Нынче Бог говорит на испанском», – с нескрываемой завистью шутили европейцы XVI века. А вот коренным жителям Нового Света эта фраза наверняка не показалась бы смешной. Для аборигенов Центральной и Южной Америки речи фанатичных испанских миссионеров и правда стали посланием нового Бога – зачастую куда более кровожадного и ненасытного, чем привычные им «пожиратели сердец» Тецкатлипока или Тлалок. Колумб, мечтательный сын просвещенной Италии, показал дорогу в Новый Свет ордам иберийских варваров, чью жадность и дикость так презирали его предки-римляне…
Королевскую доктрину «Conquistar y poblar» – «Завоевывай и заселяй» испанцы начали воплощать в жизнь еще до открытия Американского континента. Плацдармом европейцев в Новом Свете стала Эспаньола, как тогда называли Гаити. Пришельцев не обескуражила гибель двух первых поселений, и всего за десятилетие после начала колонизации остров покрыла сеть крепостей и фортов, ставших опорными пунктами новых властей.
К 1503 году усилиями губернатора Николаса де Овандо и его лейтенантов Хуана де Эскивеля и Хуана Понсе де Леона равнинная часть Эспаньолы была окончательно «приведена к покорности». Неподконтрольными оставались лишь труднопроходимые горные области, куда местные жители тысячами бежали от жадности и жестокости конкистадоров. Там же скрывались немногочисленные отряды индейских повстанцев, перешедших от безнадежной фронтальной борьбы к более действенной партизанской тактике.
Одним из руководителей и духовных лидеров индейского движения сопротивления стал касик Гуарокуйя, более известный под своим христианским именем Энрикильо[48]. Детство он провел в монастыре францисканцев, где принял крещение и выучил испанский язык, благодаря чему хорошо изучил военные методы испанцев. Обученные им индейцы изматывали карательные отряды пришельцев долгими бесплодными погонями в джунглях, устраивали засады на отбившихся солдат и при любой возможности грабили испанские арсеналы, чтобы добыть превосходное европейское оружие.
Обратной стороной монастырского воспитания было стойкое нежелание Гуарокуйя убивать испанцев. Но даже с учетом такого миролюбия действия повстанцев доставляли новым властям острова достаточно неприятностей, чтобы вынудить их заключить с непокорным касиком мир. Договор обеспечил несколько лет спокойной жизни самому Энрикильо и его сторонникам, но не облегчил участи вымирающего автохтонного населения Гаити.
Историки оценивают численность коренных жителей острова на момент прибытия Колумба приблизительно в полмиллиона человек, но проведенная четырнадцать лет спустя перепись индейцев упоминает лишь 60 000 душ. Однако и это количество уменьшалось столь стремительно, что по распоряжению Николаса де Овандо для нужд испанских землевладельцев на Эспаньолу начинают завозить рабов из Африки. Часть индейцев искала спасения на других островах – например, на Кубе, – хотя не было сомнений, что однажды испанцы настигнут их и там. Опасения беженцев оправдались даже быстрее, чем они предполагали…
В августе 1508 года губернатор Николас де Овандо, для амбиций которого Эспаньолы было уже недостаточно, послал своего наместника Хуана Понсе де Леона проверить слухи о золотых россыпях соседнего с Эспаньолой Сан-Хуана[49]. Золота конкистадор не нашел, но основал на берегу одноименный город, будущую столицу острова, и стал его первым губернатором. Благодаря в том числе и его активности, к 1530 году на Сан-Хуане в живых оставалось лишь 3 % коренного населения острова.
За ретивость Хуан Понсе де Леон был сполна наказан и завистливыми соплеменниками, вскоре сместившими его с поста губернатора, и самой судьбой, до самой смерти заставлявшей конкистадора гоняться за призраками: поначалу