Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас Вольф накинется на этого прохожего, напугает его до полусмерти, как напугал на днях американца, и тогда не оберешься неприятностей! А у мамы и так достаточно горя…
Курт выхватил палку из ветхого забора и кинулся вслед за собакой. На помощь ему уже бежали полицейский и два солдата из американского патруля. Крик мальчика и лай собаки взбудоражили улицу. Из окон выглядывали любопытные.
Задыхающийся от волнения Курт настиг собаку, когда она уже набросилась на прохожего. Вольф бесновался и прыгал, норовя достать до самого его лица.
— Палкой! Ударь собаку палкой! Сильнее! — кричали на бегу полицейский и солдаты.
Курт замахнулся, хотел ударить Вольфа, отогнать его — и вдруг палка выпала у него из рук, и он остолбенело уставился на прохожего.
Он увидел, что Вольф беснуется не от злобы, не от желания напасть на врага, а от восторга. Не укусить он хочет, а лизнуть прохожего в самое лицо. И воет он не от свирепости, а от радости, от счастья и бросается на прохожего в неистовой собачьей преданности.
Курт задрожал. Только одного человека на свете встречал так Вольф. Только одному выказывал так бурно свою любовь и преданность.
Мальчик во все глаза смотрел на незнакомца. Нет, конечно, он ошибся… И Вольф тоже обознался… Бледное, чужое лицо, черные усики… Сутулая спина… У папы была совсем прямая, молодая спина и никогда не было усов…
Но в то мгновение, когда Курт оттаскивал собаку от незнакомца и собирался вежливо извиниться, он вдруг увидел карие глаза и улыбку, которую так хорошо помнил.
— Папа! — чуть не вскрикнул мальчик.
— Курт, дорогой… — донесся еле слышный ответ.
Краус сделал короткий, едва уловимый жест, но Курт мгновенно понял: показывать, что он узнал отца, нельзя. Рядом — враги.
Мальчик торопливо схватил Вольфа за ошейник и оттащил его. И вовремя: отовсюду уже сбегались любопытные. И, конечно, одним из первых прибежал вечный неприятель Курта — Мориц, сын их новой соседки — фрау Зейде. Мориц пролез вперед и стал перед Куртом, выпятив щуплую грудь.
— Ага! Я всегда говорил, что твои Вольф — вредная, злющая собака! — с торжеством заявил он так, чтобы все слышали. — Он всегда рвет мне штаны…
— Ты сам их рвешь, а сваливаешь на Вольфа, чтоб тебе не досталось от матери! — с возмущением пробормотал Курт.
Даже в эту минуту он не позволил оболгать Вольфа.
Запыхавшийся полицейский и два американца-патрульные протиснулись сквозь толпу.
— Собака укусила вас? Желаете написать жалобу на владельцев? — обратился полицейский к Краусу.
Краус быстро обдумывал положение. Отказаться от жалобы — это покажется подозрительным: все видели, как собака на него набросилась. А писать жалобу — значит, надо назвать себя, сообщить свой адрес, показать документы, которых у него не было.
Пока он раздумывал об этом, делая вид, что осматривает искусанную руку, толпа расступилась, пропуская вперед худенькую ясноглазую женщину.
— Курт, мальчик, что случилось? — тревожно спрашивала она, еще не видя ни сына, ни мужа.
Соседи успели уже сообщить Марте, что Вольф искусал прохожего. Но вот она подняла глаза — и в тот же миг узнала Крауса.
— Ах! — вырвалось у нее.
— Мама, наш Вольф набросился на этого господина, — торопясь и глотая слова, перебил ее Курт. — Этот господин, мама…
— Да, вот, пожалуйста, полюбуйтесь-ка… — Краус протянул руку и показал темно-красный след полицейской дубинки.
Таких следов было много на его теле — они легко могли сойти за укусы. Толпа подалась вперед — все хотели рассмотреть эти следы.
— Боже мой! — воскликнула Марта. — Это ужасно! Надо немедленно смазать йодом, перевязать, а то это может загноиться… Я сама, я сама перевяжу вас…
— Гм… перевяжете? Что ж, перевяжите. Только поскорей, а то я тороплюсь, — выразительно сказал Краус.
Он смотрел на жену. Как она побледнела! А седая прядка — ее не было раньше!
Видеть жену и Курта хотя бы вот так, на глазах у полицейских, посреди толпы, — и это было счастье. И Марта тоже смотрела и с болью отмечала сутулость Крауса, его легкий костюм, его посиневшие от холода губы…
Она сказала умоляюще:
— Я вас прошу, милостивый государь, не пишите жалобу!.. У меня и так довольно горя. Я сию минуту перевяжу вам руку. А если собака порвала ваш костюм, я вам его заштопаю. Только… только для этого вам придется зайти к нам в дом…
Она быстро переглянулась с сыном. Глаза мальчика засияли: папа придет домой!
— Да-да, мы вас очень, очень просим! — подхватил он. — Я… я даю вам слово, что запру собаку… Никуда не буду ее выпускать.
— Даешь слово? Посмотрю я, как ты его сдержишь, — проворчал Краус, мгновенно поняв хитрость Марты и сына.
И вот Краус дома. Он с восторгом оглядывает кухню, синие язычки газа пляшут над плитой, и тепло охватывает беглеца.
Из чулана доносится вой Вольфа: его заперли, но он скребет лапами дверь и всеми силами хочет прорваться к хозяину.
— Вот злая тварь! — говорит, прислушиваясь, полицейский.
— Следовало бы его пристрелить, чтоб не бросался на людей. Он порвал брюки Дэрку, — говорит американский солдат.
Да, они тоже здесь. Они целой толпой ввалились в дом вслед за Краусом и Мартой. Здесь и Мориц и его мамаша, фрау Зейде, похожая на тощую кошку. Курт готов прибить Морица: этот мальчишка всюду сует нос!
— Да у вас и ниток нет подходящих, фрау Марта! И не сможете вы заштопать костюм так, чтобы было незаметно, — приставал он, вертясь возле Крауса и заглядывая ему в лицо.
Соседка Зейде тоже подавала советы. Маленькая кухня была полна посторонних людей. И под чужими, враждебными взглядами Марта и Курт суетились возле отца. Марта нарочно возилась со штопкой: может, полицейский и патрульные соскучатся и уйдут?
Нет, они не уходили. Они развалились на стульях, им было приятно сидеть у огня, вместо того чтобы дежурить на улице.
— Ну и плохо же вы заштопали, фрау Марта! — воскликнул Мориц. — Костюм господина совсем испорчен!
— Не вмешивайся, это не твое дело, — остановила его мать.
Краус сделал вид, что разглядывает работу. Он промычал что-то неодобрительное и покачал головой.
— Не годится? Ох, только прошу вас, не пишите жалобу! — сказала Марта, искусно разыгрывая испуг. — Если… если это вас устроит, я даже могу дать вам взамен костюма куртку моего мужа.
— Гм… куртку? Я еще посмотрю, что это за куртка, — сварливо сказал Краус. — Мне нужна куртка для дальнего путешествия, а не какое-то ваше старье. Только в этом случае я не стану писать на вас жалобу. Подумать только: испортили