Внизу слышались затихающие шаги. Надо же, и оружия-то при себе нет. Все настолько неожиданно… Откуда, каким образом? Блейк начал спуск по лестнице в двести пятьдесят девять ступеней, опасливо гадая, не притаился ли за следующим поворотом убийца. Дойдя наконец до низа, он осторожно выглянул в пространство нефа, где маячила всего горстка посетителей. А вон там, в дальнем трансепте, к выходу быстрым шагом шла фигура. Мужчина.

Вот он приостановился, обернулся и прицелился. Блейк Антрим нырнул на пол. Но выстрела не последовало.

Вскочив на ноги, Блейк увидел, как стрелок припустил к дверям выхода. Тогда он бросился вдогонку и с налету, толчком открыл тяжеленное бронзовое полотно.

Валом накатила тьма.

С прежней заунывностью продолжал лить дождь.

Вон он – уже сбежал с лестницы собора и сейчас неторопливо трусит в сторону Флит-стрит…

6

Гэри Малоуна, скрутив, умяли в «Мерседес». Руки, понятное дело, за спину, на голову шерстяную маску-кулек.

Его пробирал страх. А кого бы, спрашивается, нет? Но еще сильнее он переживал за отца и за то, что могло произойти в том гараже. Эх, не надо было бежать… но отец сам приказал. Надо было оставаться с ним рядом, а на Иэна наплевать. А тот тоже хорош: сиганул с моста… Его, понятное дело, тоже предупредил. Но кто в здравом уме на такое пойдет? Норс вон прыгнул, и что? Здоровенный мужик, а вылез весь мокрый и дрожал как цуцик; сидел потом рычал всю дорогу, пока ехали.

Иэн Данн – парень с нутром, надо отдать ему должное.

Ну так и он должен быть. Нечего раскисать.

Вчера дома Гэри паковался, а у самого ум блуждал. Вернее, метался. Две недели назад мать рассказала, что человек, которого Гэри всю свою жизнь называет папой, на самом деле ему не отец. Отец, но не биологический. Объяснила, что произошло до его рождения – роман, беременность; призналась в своей ошибке, извинялась. Он вначале как-то все воспринял не задумываясь – какая, действительно, разница? Папа, он все равно папа и есть. А затем, и довольно быстро, пошли мысли. Вопросы пошли, да такие, с подковыркой…

Разница, оказывается, есть, да еще какая.

Кто он, Гэри, такой на самом деле? Откуда взялся? Где ему место?

Жить с матерью, но при этом зваться Малоуном? Или кем-то другим?

Поди пойми.

Он не знал. Но знать это надо.

До школы оставалось еще десять дней, и ужас как хотелось на День благодарения оказаться в Копенгагене, за тысячи миль от Джорджии. Уехать, улететь как можно дальше. Хотя бы на время.

Внутри клубился сонм горьких чувств, с которыми Гэри становилось все труднее совладать. К матери он всегда относился с уважением, слушался, не доставлял ей огорчений, но вот теперь над душой тяготела ее ложь. От Гэри она требовала, чтобы он все время говорил правду. А сама…

– Ты как, готов? – спросила мать по дороге в аэропорт. – Я слышала, у вас посадка в Англии?

Отец говорил, что они сначала сделают остановку в Лондоне, передадут на руки полиции парня по имени Иэн Данн, а затем стыковочным рейсом улетят в Копенгаген.

Гэри заметил, что глаза у матери припухшие, покрасневшие.

– Ты что, плакала?

Та кивнула.

– Я не люблю, когда ты уезжаешь. Скучаю.

– Так я ж всего на неделю.

– Да уж надеюсь, что не больше.

Гэри понимал, о чем она. В разговоре на прошлой неделе он впервые фразу бросил, что не прочь пожить где-нибудь в другом месте. Не дома.

– Ничего, Гэри, – вздохнула мать. – Все образуется.

– Скажи, кто мой настоящий отец. Биологический.

Мать качнула головой:

– Не могу.

– Да нет. Ты не не можешь, а не хочешь. Вот в чем разница.

– Я дала себе зарок. Этот человек никогда не войдет в нашу жизнь. Не станет ее частью. Я совершила ошибку тем, что была с ним, но исправила ее тем, что у меня есть ты.

Эти ее словеса он уже слышал. Проблема в том, что их все сложнее разделить. И те и другие основаны на лжи.

– Даже если ты узнаешь, кто этот человек, это уже ничего не изменит, – каким-то странным, плоским голосом сказала мать.

– Но я хочу знать. Ты всю жизнь говорила мне неправду. Правду ты знала, но никому не рассказывала, даже папе. Он, я знаю, тоже не всегда поступал хорошо. У него бывали другие женщины, ты мне рассказывала. Но он мне не лгал.

Ее глаза заискрились слезами. Мать была адвокатом, выступала от имени людей в суде. Однажды он видел ее в деле о защите чести, и – своими глазами, своими ушами – с тайной гордостью убедился, какая она на самом деле может быть твердая, гибкая и решительная. Может, он когда-нибудь тоже станет, как она, юристом…

– Мне пятнадцать лет, – сказал он ей. – Я не ребенок. И имею право все знать. А если ты не можешь рассказать… откуда я произошел, то у нас с тобою может возникнуть проблема.

– То есть ты думаешь уехать и жить в Дании? – спросила она.

Гэри решил: пусть не расслабляется.

– А что? Может быть.

Мать поглядела на него сквозь слезы.

– Я понимаю, Гэри, что вела себя не так. Это моя вина. И я от нее не уклоняюсь.

Вина Гэри не интересовала. Он хотел лишь покончить с болезненной неуверенностью, что день ото дня точила его все ощутимей. Не хотелось и расстраивать мать – он любил ее, она была ему родная, – но она ведь сама все так осложнила.

– Погости у папы, – сказала мать, утирая слезы. – Поживи в свое удовольствие.

Да, именно этим он и займется. Сколько можно переживать…

Родители у него развелись больше года назад, сразу перед тем, как отец ушел из юстиции и переехал в другую страну. С той поры мать с кем-то встречалась, но так, нечасто. Вот тоже: что значит «часто», «не часто»? Может, лучше сказать: «серьезно», «несерьезно»? Но это тема, которую с матерью так просто не обсудишь.

Это вроде как ее дело, а не его.

Жили они с матерью в красивом доме, в симпатичном районе. Ходил он в прекрасную школу. Учился не сказать чтобы на «отлично», но успевал вполне себе ничего. Играл в бейсбол, баскетбол. Сигареты и наркотики как-то не пробовал, хотя возможность всегда была. А вот с пивком, винцом и кое-чем покрепче ознакомиться успел, но не сказать чтобы это пришлось ему по вкусу.

Пацаном он был неплохим. Во всяком случае, на это надеялся.

Так отчего в голову лезет всякое? Да еще такое, от чего просто башню рвет?

Сейчас Гэри лежал на диванчике со связанными за спиной руками и головой в шерстяном колпаке, натянутом до рта. Поездка в «Мерседесе» длилась примерно полчаса. Гэри предупредили, что если он хотя бы пикнет, рот ему заткнут кляпом.