Илин густо покраснел и замолчал.

– Считаешь, что груз Наумову сдали? Он работает на обе стороны?

– Этому нет доказательств, – вместо Илина ответил Антон Гордеев.

Генерал посмотрел на вздернутый, как у некоего комического персонажа, нос Антона, и тот прищурил глаза, заметив, куда направлен взгляд Махова. Он подавил в себе желание прикрыть нос рукой и отвел взгляд в сторону.

– Мы проверили Наумова. Если бы он сотрудничал с преступными группировками, это отразилось бы на его образе жизни. Подполковник весьма скромен в своих запросах. Двухкомнатная квартира, машины нет, счетов за границей тоже нет. Едва ли он берет наличкой… Где ее хранить? В чулане на даче? У него и дачи-то нет.

– Остальные из его команды также ничем не выделяются.

– А что? В управлении только Наумов работает? – вскипел Махов. – Кто-то же должен сливать информацию этим… тварям! Невозможно безошибочно работать у нас под носом на протяжении стольких лет. И еще, – Махов вдруг поник. – Что известно о лаборатории?

Полковник Илин поднялся со своего кресла, подошел к генералу и положил руку ему на плечо.

– Алексей Константинович, – он с силой сжал пальцы, – мы найдем…

– Женя! – поднялся генерал. – Не понимаешь, что ли?! Плевать мне, кто именно это сделал! Разве имеет значение имя человека, который взрывал бомбу? Это неважно. Он лишь солдат, который выполнял приказания. Но чьи? Вот это уже важно. Лаборанты, дилеры, как мелкие, которые распространяют дурь в клубах, так и более крупные, – лишь винтики в огромной машине. Мне нужен менеджер высшего звена. Управляющий. То есть верхушка.

Капитан Гордеев усмехнулся. Он достал из пачки сигарету и закурил. Сейчас он уже не обращал внимания на присутствие генерала и то, что тот не переносит запаха дыма. Он находился в крайней задумчивости, когда произнес:

– Вы сами сказали, что все происходит наверху. Это будет чревато для всех нас. Начнем копать глубже – выплывет история с вашим сыном.

– Я уже озвучил свое мнение по этому вопросу. Костя разочаровал меня и глубоко ранил. Меньше всего я ожидал, что мой сын окажется преступником. Это мой промах. Как отец, я не состоялся и готов понести за это наказание. Но во всем остальном – совесть моя чиста. И угрозы, что деятельность Кости разрушит мою карьеру, меня не пугают. Я и так через полгода ухожу на пенсию. С грамотами или осуждением, сейчас это волнует меня меньше всего.

Илин хлопнул ладонью по столу, заставив генерала вздрогнуть. Гордеев с удивлением посмотрел на своего начальника. Тот вел себя более чем странно. Слишком многое себе позволял в отношении генерала Махова. Ранее с ним такого не случалось.

– Я уже потерял в твоих глазах авторитет? – улыбнувшись, спросил Махов, словно отвечая мыслям Гордеева.

– Наоборот, – бодрым голосом ответил Илин. – Как никогда, Алексей Константинович, я горд тем, что служу под вашим началом. Но с самобичеванием пора покончить.

Генерал вздохнул и направился к двери.

– Я к себе, намерен обдумать ситуацию, – сказал он. – И вам советую.

Едва за ним захлопнулась дверь, капитан Гордеев принял стойку солдата Рейхстага и под неодобрительным взглядом полковника Илина отрапортовал:

– Да, мой генерал! – Он вскинул руку вверх. – Есть взять след.

– Уймись, Антоха, – посоветовал Илин. – Группенфюрер херов! – И задумался. – Даже не знаю, с чего начать. Все концы обрублены.

– Вернемся к Наумову. Уж очень он положительный. Правильный, как наш Махов. Такого в природе быть не может.

– Честности?

– Идеальности, – поправил Илина Гордеев. – Таня ему не доверяла. Говорила, что он чересчур усердно демонстрирует независимость и неподкупность.

– Интуиция?

– Факты, которые у нас украли. Если Наумов так честен, как декларирует, то почему с дороги убрали именно Михайлову, которая его проверяла. Не потому ли, что она нашла темные пятна в его биографии?

– Она проверяла не только Наумова, а многих из оперативно-следственного департамента, – возразил Илин.

– Пять. Она контролировала пятерых, – Гордеев выставил вперед ладонь. – С них и начнем.

– Ты задержалась, – сказал Войтович.

Он сидел в кресле в центре просторного номера, который они всегда снимали для встреч, и без улыбки и каких-либо других эмоций наблюдал за тем, как Ирма сбрасывает с себя одежду.

– И что из этого следует? – спросила она, присев ему на колени.

– Я сегодня не в настроении искать причинно-следственные связи.

Он похлопал ее по обнаженному бедру, прося подняться. Затем встал, снял с себя пиджак, бросил на диван и развязал галстук.

– Павел, – позвала его Ирма, – ты устал?

– Очень устал, – кивнул он и упал на диван, вытянулся на нем и громко вздохнул. – Прости.

– Рита снова взялась за старое?

Ирма сняла туфли с его ног и аккуратно поставила их у столика. Затем осторожно присела рядом с Войтовичем, взяла его за руку и с обожанием, которое от нее редко можно было увидеть, поцеловала запястье.

– Нет! Слава богу! Она в последнее время очень спокойна. – Он прикрыл глаза и улыбнулся. – Я просто устал.

– А я сегодня не спокойна, – Ирма понизила голос, в котором зазвучали призывные нотки.

Войтович ласково провел пальцами по ее груди и животу. Ирма всегда вызывала в нем дикое сексуальное желание. Пожалуй, ни одна женщина не привлекала его так сильно, как она. Когда-то он очень любил жену, но в той любви не было такой грубой и вместе с тем чувственной страсти. Скорее жена вызывала в нем безграничную нежность. Чувства к Ирме были другими. Она не была ласковой и тонкой натурой, также не отличалась хрупкостью и слабостью. Напротив, Ирма была смелым самостоятельным ветром, который пугал своей силой и жестокостью. И красота ее была особенной, без какого-либо намека на мягкость и изящество. Высокие скулы, узкий прямой нос, небольшие аккуратные губы, белая кожа и темные струящиеся волосы – все было очень пропорциональным и холодным, как на вид, так и на ощупь. От кожи Ирмы веяло прохладой, зато изнутри шел такой жар, что мгновенно опалял любого, кто оказывался рядом. Иногда она превращалась в айсберг и тогда замораживала все вокруг. Редко смеялась, мало шутила, но глаза ее при этом горели огнем. Черные, огромные, они умели быть и колючими, и ласковыми в зависимости от ситуации. Но они всегда ярко пылали, создавая поразительный контраст с бледными щеками и неулыбающимся ртом.

Ирма была высокой и прекрасно сложенной, как юный атлет, на которого невозможно смотреть без восхищения. Войтович знал, что она много времени проводит в спортзале, сохраняя красоту тела. Сам он не уделял внимания своей фигуре, и она уже давно начала портиться: появился живот, мышцы на груди и руках стали дряблыми. Да и лицо не отличалось свежестью. Он выглядел как обычный пятидесятилетний мужчина, и единственное, чем мог привлечь молодых женщин, – это очевидной дороговизной сшитых на заказ костюмов и машин, едва взглянув на которые любая понимала, что стоят они немалых денег. Как ни странно, но ранее Войтович не спрашивал себя, почему Ирма выбрала именно его. Сейчас этот вопрос все чаще приходил ему на ум. Ответа на него он не находил, а спросить у Ирмы не решался.