Розенберг уехал в два часа дня, а чуть позже фрау Ильзе, проснувшись, обнаружила, что муж стоит у кровати и смотрит на нее. Она удивилась, заметив, что он одет в голубую летную рубашку с темно-синим галстуком, серо-голубые бриджи и летные ботинки на меху.

– Зачем ты переоделся? – спросила она.

– Меня вызывают в Берлин. Я решил по пути заехать в Аугсбург и полетать. Сегодня самая подходящая погода для полетов.

– А зачем ты надел голубую рубашку? – спросила фрау Ильзе. Муж всегда предпочитал носить под формой белую рубашку, хотя она считала, что ему больше идет голубой – ведь у Гесса были голубые глаза.

Гесс улыбнулся, но его глаза подернулись грустью.

– Я надел ее, чтобы порадовать тебя, дорогая.

Постучал дворецкий, который принес поднос с чаем. Гесс налил чаю и присел на край кровати, поставив блюдце с чашкой себе на колени.

– А когда ты думаешь вернуться? – спросила фрау Ильзе.

Гесс нахмурился и пожал плечами.

– Кто знает? Может, завтра, может, позже. Постараюсь вернуться в понедельник вечером.

– Что-то все это кажется мне очень странным, – сказала жена проницательно. – Обычно на выходные ты никуда не ездишь. Завод в Аугсбурге в воскресенье не работает, так что никаких дел у тебя там нет.

Гесс смущенно улыбнулся:

– Поверь мне, я постараюсь вернуться как можно скорее.

Фрау Ильзе знала, что у ее мужа есть правило – никогда не обсуждать дома политические или военные вопросы, и не стала настаивать. Но у нее обо всем этом сложилось собственное мнение. Когда в июне 1940 года была покорена Франция, муж сообщил ей, что однажды ему, вероятно, придется безо всякого предупреждения надолго уехать из дома. Он хорошо говорил по-французски, и она решила, что его могут послать во Францию с каким-нибудь особым заданием. Значит, сегодня он улетает во Францию. Но больше всего ее поразило, как много времени за последние недели (и это в самый разгар войны!) муж проводил с сыном. В то время ей показалось это необъяснимым. (Когда узнаешь все обстоятельства и все становится на свои места, происходящее представляется совсем по-другому.)

– Возвращайся скорее, – сказала фрау Ильзе мужу. – Вольфи[2] будет по тебе скучать.

– А я – по нему, – ответил Гесс. Лицо у него было очень расстроенное.

Пришло время расставаться. Он поцеловал жену и подошел к двери. Открыл ее, остановился и оглянулся. Хотел что-то сказать, но передумал.

– До свидания, Ильзе, – бросил он резко и вышел. Гесс не решился задержаться. Его жена была очень проницательна, и он боялся, что она обо всем догадается. Будет невыносимо, подумал он, обсуждать с ней вероятность провала его миссии, а также возможное пленение и даже гибель.

Снаружи его ждал «Мерседес». Пинтш уселся рядом с ним на заднем сиденье, а личный детектив и шофер устроились спереди. Гесс долгим, запоминающим взглядом окинул дом и резко бросил шоферу:

– Поехали.

«Мерседес» миновал зоопарк Хеллабрун, над которым высились зеленые и серебристые верхушки крыш, и Гесс наклонился, чтобы посмотреть на родителей, которые вместе со своими детьми стояли в очереди за билетами. Его лицо было бледным и грустным. Они пересекли весь Мюнхен и выехали на пустынное шоссе, где шофер прибавил газу. «Мерседес» рванулся вперед, и заместитель фюрера откинулся на спинку сиденья.

Когда они проехали миль десять от Мюнхена, Гесс посмотрел на часы, наклонился вперед и постучал шоферу по плечу.

– Сверните с дороги где-нибудь здесь, – приказал он.

Машина снизила скорость и остановилась на заросшей травой обочине. Гесс вышел и кивнул Пинтшу, чтобы тот присоединился к нему.

– Мы приедем слишком рано, – сказал он адъютанту. – Давайте подышим свежим воздухом.

Они пошли к росшим вдали деревьям.

– Вы привезли с собой прогноз погоды? – спросил Гесс.

Адъютант протянул ему папку.

Гесс на ходу открыл ее и принялся изучать прогноз, стараясь запомнить его. Это простое действие напомнило ему, что его полет скоро превратится в реальность. Оба, и Гесс, и его адъютант, думали о том, что принесут Германии и лично им ближайшие двадцать четыре часа.

Они довольно далеко отошли от дороги, обменявшись за всю прогулку лишь несколькими словами. Наконец Гесс посмотрел на часы и неохотно повернул назад. Он шел медленно, внимательно вглядываясь в местность, изгороди, холмы вдалеке и деревья, словно пытался унести с собой память о них. Он прекрасно понимал, что, возможно, видит природу Баварии в последний раз.

Когда его машина добралась до частного аэродрома, примыкавшего к заводу Мессершмитта, вооруженные часовые у ворот при виде знакомой служебной машины вскинули руки в фашистском приветствии, подняли шлагбаум и махнули, чтобы они проезжали. Неподалеку отсюда находился аэродром Лагерлехфельд, на котором истребитель Гесса приземлился после своего последнего полета в годы Первой мировой войны. Пинтш подумал, что это, наверное, символично, что Гесс через двадцать три года снова надеется, что его полет в Британию приведет к окончанию войны.

«Мерседес» проехал по бетонной дорожке, пересек летное поле и подрулил к главным ангарам. Руководитель испытательных полетов, господин Пиль, приказал охранникам открыть дверь ангара. На бетонированную площадку выкатили серебристо-серый Me-110. Он казался юрким и быстрым, но при этом чересчур маленьким и хрупким для того длительного полета, который ему предстояло совершить.

Гесс обменялся с Пилем несколькими фразами. Затем, в сопровождении Пинтша, детектива и шофера, он прошел в двухэтажное здание управления полетами, которое стояло рядом с ангарами. Пиль остался ждать снаружи, а Гесс с сопровождающими поднялся на второй этаж в помещение, окна которого выходили на летное поле. Пинтш нес чемодан, который Гесс перед отъездом из дома положил в багажник «Мерседеса». Гесс взял у него чемодан и, зайдя в прихожую, надел китель летчика люфтваффе. Поверх он надел летный меховой комбинезон, который, как заметил Пинтш, принадлежал не ему.

– Это не ваш комбинезон, господин Гесс, – сказал он.

– Кто-то взял по ошибке мой, – сухо ответил Гесс. – Мне пришлось позаимствовать этот.

Из окна помещения был виден Мессершмитт, ждавший их на площадке. Гесс посмотрел на часы.

– Шесть часов, – произнес он безо всякого выражения.

Пинтш помог заместителю фюрера проверить, все ли он взял. У бедра Гесса болтался планшет с картой, а на шее висел фотоаппарат «Лейка». (Это была камера фрау Ильзе. Через два дня она обнаружит, что от нее остался один чехол, в котором лежала торопливо написанная записка: «В моей не было пленки, так что я взял твою!»)

Гесс пожал всем провожающим руки, забрался в кабину Me-110 и выполнил предполетную проверку. Пиль стоял рядом, ожидая, когда он поднимет вверх большой палец. Гесс нажал кнопку стартера, и пропеллеры завертелись. Выхлопные газы, вылетая из трубы, издали хлюпающий звук. Послышался рев, вверх потянулся дым, моторы зарокотали – Гесс прогревал их. Небольшой самолет задрожал, и его колеса завибрировали на деревянных подпорках.