И лишь позднее моя мамочка обнаруживает, что подцепила никакого не Адмирала Флота, а скромного клерка из Департамента военных поставок 4-й северо-западной дивизии.

Нда. Поздно хлопать крыльями. В те времена – обвенчался, и точка.

Вот так они и сошлись.

Четвертым членом нашей семьи был мой старший брат Рой.

Я обзывал его «ваше ройялистское высочество» и прочими другими прозвищами, из-за его большого самомнения. Ну, и потому, что его звали Рой.

Рой был самым красивым, самым удачливым членом нашей семьи.

По крайней мере, он так утверждал.

Мог что угодно делать – вот каков наш Рой. Мог выбирать.

По крайней мере, он в этом не сомневался.

Изначально он был просто создан, чтобы стать великим футболистом, как Алан Болл, – гордостью английского футбола, лучше Болла. Да, Рой умел играть словами не хуже, чем мячом.

По крайней мере, он так считал.

Ну и. Рой просто был создан, чтобы стать великим футболистом. И вдруг. Ужас. Судьба нанесла удар, нашла уязвимое место. Ахиллесова пята называется. Только в случае с Роем его ахиллесова пята оказалась не на месте пятки, а с другой стороны ноги и немного выше, и пришлась на колено.

Ахиллесово колено.

Сколько же у нас было разговоров в семье про это колено. Я уж и не вспомню, левое оно было или правое: по-моему, Рой и сам забыл. Но какое бы оно ни было, то было проклятое колено, трагическое колено. И все это называлось Драма с Коленом.

Школа Парк-Хаус, 1969 год, день спортивных соревнований: прыжки в высоту и длину. Бьет барабанная дробь, ура, Рой на пятом месте. Не потому, сами понимаете, что Рой в школе на пятом месте по прыжкам, о нет, все потому, что при первой и третьей попытках, когда Рой прыгал, как лось – по правде, как лось, – результаты занизил мистер Пербойз, учитель физкультуры и гомосек, безнадежно влюбленный в моего брата. Попытка вторая – Рой совершает огромный прыжок, но встречает на своем пути препятствие, вы не поверите, в виде ветра ураганной силы, который взялся, черт бы его побрал, из ниоткуда, такого ветра, что Рой завис в воздухе, и вторая попытка сорвалась. Итак, четвертая, и последняя, попытка: победа или поражение, позор или слава, или – или, и…

НАТУРА: ШКОЛЬНЫЙ СТАДИОН – ДЕНЬ

Рой делает стремительный разбег, мышцы как камень, длинные волосы развеваются на ветру.

Рой отталкивается на черте и взмывает в воздух… успевая при этом показать МИСТЕРУ ПЕРБОЙЗУ средний палец…

РОЙ

Выкуси, гомик.

Рой совершает в воздухе великолепный прыжок. Зрители на трибунах ЗАТАИЛИ ДЫХАНИЕ. Возгласы ВОСХИЩЕНИЯ сменяются возгласами ИСПУГА, ибо все видят, что Рой ПРЫГНУЛ СЛИШКОМ ДАЛЕКО И МОЖЕТ РАЗБИТЬСЯ.

Рой приземляется ЗА ПЕСОЧНОЙ ПЛОЩАДКОЙ НА ЗЕМЛЮ, подворачивает колено, слышится хруст, боль пронзает тело.

РОЙ

Aaaaaaa!

Сочувствующие, среди них девушки, срываются с мест и бегут к Рою. Мистер Пербойз ухмыляется. Ассистенты хотят замерить длину гигантского прыжка Роя, но мистер Пербойз выступает вперед и останавливает их…

МИСТЕР ПЕРБОЙЗ

Одну минуточку. Правило номер 145 (пункт 1-Ш) Ассоциации спортсменов-любителей и правило номер 23 Международной любительской легкоатлетической ассоциации гласят, что прыжок засчитывается только в том случае, если спортсмен не переступает черту песочной площадки. Следовательно, прыжок не засчитывается.

Рой рычит в бессильной ярости. Этот прыжок побил не только все школьные рекорды, но и, возможно, рекорды страны, и кто знает, может, и мировые. Из-за какой-то там формальности прыжок не засчитали.

К тому же Рой покалечил правое/левое колено.

По крайней мере, так звучал рассказ из его уст.

Поэтому вполне возможно, что Рой заврался.

Но все равно драму с коленом не опровергнешь. Если не хочешь, чтобы Рой оттаскал тебя за ухо. Придурок.

Так, по воле жестокой судьбы, слава великого футболиста ушла от Роя, так до него и не дойдя. Но у Роя были в запасе другие варианты. Не зря я звал его еще ройялем в кустах. Не будем кривить душой: при своих способностях Рой мог прославиться в чем угодно. И теперь я вспоминаю и удивляюсь: почему он решил стать фокусником?

Правда, не каким-то заурядным фокусником, а Великим Занкини.

Жизнь казалась прекрасной. Обустроенной, просчитанной наперед, благословенной.

И тем не менее.

– Доктор Питер Робинсон?

– Я так не думаю.

– Это мой отец, Гарольд Смит…

– Вы что-то от меня хотите?

То были единственные слова, которыми я обменялся с отцом Джоанны, доктором Питером Робинсоном.

Разговор этот состоялся в общественном месте, и, как вы узнаете позднее, безо всякой таинственности, срочности и прочее. Обмен функциональными репликами, не более того.

Поэтому мой рассказ о докторе Робинсоне – это, вы понимаете, игра в испорченный телефон: Джоанна рассказала мне, а я вам. Надеюсь, ничего не напутал.

Пытаясь написать портрет мистера Робинсона, я могу что-то исказить вот почему. Никогда прежде не встречал людей, ему подобных. Робинсоны, они вообще отличались от всех, кого я знал. Не потому, что были из элиты – они, конечно, и впрямь были шикарны, я говорил, но не в этом суть. Не во внешних признаках, не в деньгах, недвижимости или великосветских манерах. У Питера Робинсона был свой взгляд на жизнь, особое чутье, не знаю, подход к мельтешению мира вокруг себя, и мельтешение это выходило не грудой беспорядочно сваленных случайностей, из которой другой бы понадергал что надо и не надо, как я, не представляя, как можно жить иначе. Нет, мистер Робинсон был не таков. Он подходил к вещам разумно, отстраненно, оценивал перспективу, строил в голове собственный миропорядок, свою осмысленную конструкцию – что-то среднее между разборным домом и пожарной лестницей, и в этой конструкции он и собирался жить, и если по случайности она выходила, как задумано, тогда все – лучше не бывает, а если нет, если она развалится – очень жаль. Ну, живешь себе без конструкции.

Не повезло, значит.

Думаю, мистер Робинсон сформулировал бы все это получше. Умный человек, ничего не скажешь. И знаете что? Разговаривая с ним, никогда не подумаешь, что он из простой семьи, как я, и даже хуже. Ведь посмотришь на него – человек родился в смокинге.