– Теперь ты пленник, – раздался рядом знакомый голос.

Лука оглянулся. Неподалеку на корточках сидел эльф Сэм и с любопытством смотрел на него.

– Если ты дашь слово, что не будешь пытаться убежать, тебя освободят. Если нет, будешь таскаться на веревке. Убежать все равно не сможешь. Или сразу начнешь говорить?

– О чем? – не понял Лука.

Сэм ухмыльнулся и поднялся с корточек. Солнце – уже почти в зените – едва заметно подкрашивало золотом его темно-коричневую шерсть. Одежды на эльфе не было, но голым он не казался. Поигрывая рукояткой висевшего на поясе короткого меча, он смотрел вдаль на городские стены. Казалось, он уже забыл о пленнике.

Лука оглянулся на тихое злобное рычание. В двух шагах от них огромный волк и женщина-пантера в упор разглядывали его. На почти человеческих лицах оборотней явно читалось отвращение.

– Что мы с ним носимся? – спросила пантера. – Мои когти чешутся от нетерпения.

Волк, в котором Лука с трудом, но узнал оборотня Лока, который при их первой встрече был в человеческом облике, посмотрел на нее и качнул головой.

– Неймется, Лайма? И разве ты не слышала, что говорил Эдвард? Я тебе не советую спешить.

Волк рывком приподнялся на задние лапы, судорога прошла по его огромному телу, и он на глазах стал превращаться в человека. Эльф, протягивая ему одежду, продолжал с усмешкой разглядывать Луку.

– Все-таки мне не верится, что вся катавасия из-за этого урода, – сказал он и сплюнул на землю у ног Луки. – Опять им мы понадобились, вот Эдвард и заварил варево. Я думаю, Хозяин здесь ни при чем.

– А тебе думать не надо, это твое слабое место, – одеваясь, ухмыльнулся Лок. На его уже снова человеческом лице челюсти продолжали выступать вперед и безобразно торчали клыки. – А хочешь, попробуй рискни. Вот он перед тобой. Может, Эдвард и лжет, вот мы и убедимся.

Эльф засмеялся.

– Уж я лучше буду наблюдателем, если никто не возражает.

– А я бы попробовала, – заметила пантера и, обнажив желтоватые клыки, злобно зашипела.

– Хватит! – отрезал Лок. – Теперь мы от него ни на шаг. И в город пойдем вместе. Ты, Лайма, никуда не отлучайся, будешь все время рядом. То-то забавно будет. Дорого бы я дал, чтобы посмотреть на ихнего епископа, если им доведется встретиться. Чем Дьявол не шутит.

Никогда он еще не был в лесу. Лука с трудом дышал, идя по тропинке вслед за девушкой, в которую внезапно превратилась пантера, ему казалось, что оплетавшие небо сучья лишают его воздуха. Слева были большие деревья и справа были деревья. И травы пахли иначе, чем на открытом пространстве. В кустах шуршали живые существа, на ветках прыгали и пели птицы, все было таинственно и впервые.

Иногда Лайма резко дергала за веревку, петлей охватывавшую шею Луки. Каждый раз голова пленника дергалась вперед, и шедший сзади Лок негромко смеялся. Чем дальше они уходили от войска лесных, тем более и волк становился похожим на человека. Временами Луке представлялось, что одежда на теле идущей впереди девушки превращается в короткую шелковистую шерсть, но тут же веревка вновь дергала шею, и пелена спадала с глаз. Тем не менее в лицах оборотней уже не было ничего звериного, это были человеческие лица.

Оборотни переговаривались друг с другом. Лука жадно слушал их, надеясь понять, что его ожидает. Недавно заговорив сам, он теперь и голоса других слушал по-новому. Свой же голос до сих пор казался ему хоть и человеческим, но звучащим, как у безумца.

– Думаешь, с этим подействует?

– Конечно, на каждого действует.

– Этот не такой, как все. Пилигрим говорил, он много лет своих дурачил, немым притворялся.

– Да какое нам дело: подействует, не подействует. Я бы, чем с ним возиться, с большим удовольствием начала с него. У этого красавчика, думаю, кровь такая же, как и у всех голозадых. Может, кончим его, и хлопот меньше?

– Перестань, Лайма. Иногда ты переигрываешь. Зачем было тогда все это затевать? Я все-таки продолжаю надеяться. И пусть уж мои иллюзии исчезнут в городе, а не сейчас.

– Да я ничего, я понимаю. Только не понимаю, зачем это пилигриму? Мне что-то не верится, будто Хозяин…

– Зачем поминать дьявола всуе? Сдадим парня волхву, он свое дело знает, а там посмотрим. Город в любом случае мы возьмем. Если ничего не получится, пустим его в Конвертер. Он все равно не будет нам нужен. Как говорят, кесарю – кесарево, а Хозяину – хозяйское.

Лука, слушая их разговор, моргал от беспокойства, втягивал голову в плечи, обливался холодным потом. Не сдержавшись, спрашивал:

– Куда мы идем? И что вы хотите сделать со мной? Ради Господа нашего, ради Божьей Матери, и святых апостолов, и святых исповедников, и святых мучеников… – Но сильный рывок бросал его вперед, слова застревали, затянутые петлей, он сжимал кулаки, чтобы пересилить боль, и бормотал сквозь зубы: – Ну, погодите, уроды… если жив останусь, вы у меня по-другому запоете… лесная дрянь… поганые мутанты…

На обширной поляне, скрытой стеной деревьев, находился длинный сарай. Возле него толпилось множество лесных. Едва Лука и его конвоиры вышли из чащи, лица присутствующих обратились к ним. Лука впервые отметил, что большая часть этих лиц была столь же человеческой, как и у горожан за крепостными стенами, которые, кажется, сегодня же будут брать приступом.

Лица, смотревшие на него, выражали враждебность, презрение, насмешку, но и любопытство. Словно бы большинство знали, зачем его привели, словно бы заранее предвкушали предстоящее зрелище.

Перед входом в сарай был врыт столб с рогатым черепом наверху. Стены увешаны размалеванными щитами, на которых очень яркими небрежными мазками – красными, зелеными, синими, желтыми – изображались библейские сюжеты. И, несмотря на небрежность, изображения не только угадывались, но различались в деталях. На самом большом щите Господь с холма благословлял трепещущую паству, и туманные лучи, символизирующие божественную благодать, опускались на головы верующих. Лайма снова дернула веревку, и толпа на щите, возглавляемая козлоногим и рогатым фавном, возле которого стоял очередной луперк, волк-оборотень, ушла из поля зрения.

Внутри сарая было темно, сумрачно, по стенам горели факелы, бросавшие оранжевый свет на иконы и статуи Христа, Богоматери и святых апостолов. Пахло чем-то густым и терпким. Дневной свет кое-где просачивался сквозь щели в стенах, пронизывая красноватую тьму тонкими бледными лучами. В центре обширного помещения раскачивалась плотная толпа. Движения лесных казались беспорядочными, но стоило Луке присмотреться внимательнее, как ритм, обозначаемый негромкими, но въедливыми ударами барабанов, немедленно проявился.

Внезапно перед ними вырос голый по пояс человек в меховых штанах, раскрашенный белой и красной краской. Он держал чашу в одной руке и небольшую метелку в другой. Колдун тряс короткими рожками, и костяные фигурки на концах длинных шнурков, привязанных к прядям густых грязных волос, стучали друг о друга. Окунув кисточку метелки в чашу, колдун брызнул в лицо Луке остро пахнущей жидкостью, и сразу все закружилось перед глазами, грозный лик Господа на алтаре приблизился, испытывая его пламенным взором, статуи зашевелились, качнулись в ритме общего танца, и Лука вдруг обнаружил себя пляшущим среди лесных. Веревки на шее уже не было, рядом прыгала полуобнаженная Лайма, и движения ее были необычно гибкие и стремительные: по-кошачьи ловкие и по-человечьи привлекательные.