Жили все вместе комната на двадцать кроватей, в центре – железная печь, где все сушат одежду, и стол. Никаких шкафов, все свое складывается в сундучках под кроватью, есть еще тумбочка, но это для самого необходимого.

Все женщины разных возрастов, с разным жизненным опытом, кто-то замужем не однажды, кто-то уже детей успел перехоронить, кто-то, как Галина, еще и не целовался. А вокруг полно военных моряков, город-то морской. Неудивительно, что многие женщины пошли в разгул и пьянство, некоторые откровенно занимались проституцией, получая за свои услуги спирт, шоколад, махорку, кто-то довольствовался статусом ППЖ – походно-полевая жена. Дома у мужчины семья – жена, дети, а здесь под боком другая жена, все это знают, но никто не осуждает. А что делать? Такая жизнь. Впрочем, многие ППЖ позже изменяли свой статус: мужчина разводился с первой семьей и женился уже официально на своей военной подруге.

Галина Вишневская в «голубой дивизии». 1943 г.

После каждого концерта артистам ставили стандартное угощение – тарелка супа, кусок хлеба и стакан водки. Можно, конечно, попробовать выменять водку на хлеб, любителей этого дела во все времена было с избытком, а во время войны и подавно. Галя как-то возвращаясь в часть пьяная после концерта, попала под ледяной ливень. И ничего, выжила, вернулась веселой и довольной. Бросила мокрые вещи на печку сушиться, и спать. После этого уверовала в целительную силу спиртного.

А потом Галя влюбилась в молодого лейтенанта с подводной лодки «Щ № …» – «Щука», как шутливо называли ее моряки. «Петр Долголенко – веселый, красивый лейтенант, – никогда больше я не слышала такого заразительного смеха, как у него. Он был большой и добрый – с таким ничего не страшно! Когда он меня в первый раз поцеловал – это было на улице, – я в полном смысле слова от счастья потеряла сознание на несколько секунд. Очнулась – сижу на скамейке, надо мной его лицо, а вокруг него в небе звезды вертятся!»

Ради своего любимого Галя убегала в самоволку, вылезала в окно и привет. Обратно через тоже окно, если, конечно, никто в комнате не догадается его закрыть. Много раз ее ловили, отправляли на губу, в затопленный водой подвал, или вне нарядов гальюны чистить. Отсидит или отработает свое, и снова за старое.

Раз отправили ее в подвал, сапоги резиновые дырявые, а в подвале воды по колено, льдинки плавают. Если девушка в такой воде постоит, себе гарантированно все застудит, а какая из нее после этого работница, я уже не говорю, какая мать?

Галя так и сказала персонально конвоирующему ее начальнику. А он: «Ничего, на нарах отсидишься, не барыня».

Галина так обиделась, что стянула с ног бесполезные сапоги да со всей дури запустила ему в рожу. А сама все равно на нары не залезла. Так и осталась стоять. Больше часа держала характер, пока, наконец, не вернулся супостат, новые сапоги принес: «Держи, артистка!».

За самоволку полагалось 5 суток, но ей впаяли все 10, должно быть, за швыряние сапогов в начальственную физиономию по уставу еще 5 полагалось. Такая математика.

Возможно, от злости, или как раз оттого, что перед этим она целовалась с Петром, Галя умудрилась не заболеть.

А через два дня ее неожиданно освободили от отсидки, так как настало 23 февраля, концерт в честь Красной Армии, а единственный соловей в подвале заперт. Непорядок.

19 января 1943 года была, наконец прорвана блокада. Галя сидела в казарме одна, слушала радио и вдруг такое сообщение. «Что тут началось! Это было почти безумие. Хотя впереди еще много горя, но мы уже не отрезаны от своих, есть уже маленькая дверца, щель, через которую к нам могут прорваться люди с помощью!»

Казалось бы, блокада прорвана, возможно, скоро и войне конец, еще немного, и жизнь наладится, Галя и Петр строят планы послевоенной жизни.

Весной добавились работы в огородах. Нужно было землю пахать, посадить картошку, овощи. Работа, конечно, тяжелая, достали где-то плуг, а лошадей нет, пахали на себе, по очереди впрягались и тащили. А что сделаешь. Но это все равно уже не то, что в блокаду, сама природа помогает, травка зеленеет, солнышко приятно спину греет, птички на деревьях заливаются, красота. Да и Галина тоже поет, радуется. Голос чистый, звонкий, далеко летит. И тут баба одна, из их же дивизии, вдруг распрямилась над грядкой и кричит:

Вот так закончилась ее первая любовь.

После смерти Петра Галину как подменили: вдруг увидела она, кем на самом деле окружена, какие люди собрались в голубой дивизии, какие жестокие, злобные стервы, которым чужое счастье жить спокойно не дает, чужая радость – кость в горле. Стала тогда она проситься отпустить ее в Ленинград учиться. Сначала не хотели, не положено, мол, военное положение, кто вместо нее работать станет? Но Галина упорно гнула свое. В конце концов начальник сжалился и отпустил, да и как оставишь после той выходки, еще неизвестно, чем бы дело закончилось. Если бы Галя с обидчицей не расквиталась, скорее всего, та от страха ее бы по-тихому зарезала.

В 1943 году рабочая хлебная карточка в Ленинграде – 400 г; вывод: первым делом следует устроиться на работу, чтобы обеспечить себя хоть какой-то едой. Устроилась в Выборгский дом культуры помощником осветителя сцены. Сидит, бывало, под сценой, там прежде располагались осветительные будки, дергает рычаги, дающие свет, и при этом заучивает репертуар. Память молодая, цепкая. В результате она все роли наизусть знала, и актерам вместо суфлера реплики подсказывала.

Потом начали собирать собственную оперную труппу, и Галя перешла к ним. Работали в зале Михайловского театра. Первый спектакль – «Пиковая дама» Чайковского. Зал не топят, холодина, зимой зрители сидят в шапках и шубах, а певицы с голыми плечами. Германа пел Сорочинский, Лизу – Кузнецова, Графиню – Преображенская[40], Полину – Мержанова[41], Прилепу – Скопа-Родионова[42]…