– Но как вы могли сразу приехать? Почему не написали нам? Не позвонили, в конце концов, – продолжала допытываться Снежана.

– Ну, вот так, поддалась порыву. Хотела устроить сюрприз. Никак не думала, что он окажется для тебя, деточка, неприятным. Мне, конечно, говорили, что в России люди очень недоверчивы, но я даже не думала, что настолько. Мне же ничего не надо. Живу я в гостинице – сняла себе люкс с видом на городской Кремль. Вас повидаю, город посмотрю, если получится, старым могилам поклонюсь и поеду себе обратно.

– Снежана, прекрати, – повысила голос мама. Официальным именем она называла дочь, только когда всерьез сердилась. – Тата – наша родственница и может гостить столько, сколько сочтет нужным. И, конечно, мы покажем ей город. Вот только с могилами… Конечно, где похоронены мои родители и бабуля, я знаю, а вот дальше? Показать могилу Татьяны Елисеевой мы тебе не сможем, мы вообще мало о ней знаем – только то, что мне моя бабуля рассказывала, а это не так и много.

– Ну, ничего, времени для разговоров у нас будет достаточно, – успокоила маму гостья. – Я вам расскажу все, что знаю, вы – мне. Глядишь, связная история получится. А ты, Снежинка, не расстраивайся! Все хорошо будет, я тебе обещаю. Ты ведь мне внучка, хоть и троюродная. И, поверь, я очень рада, что у меня теперь одной внучкой больше. Тебе надо прилететь к нам в Швейцарию, познакомиться с моими детьми и внуками. Они у меня неплохие ребята. В это путешествие отпустили меня, правда, со скандалом. Требовали, чтобы я сопровождающего с собой взяла, но я им так и сказала: «Ваша мать и бабка пока еще из ума не выжила, в пространстве ориентируется, тремя языками владеет. А язык, как известно, до Киева доведет, хоть в Киев мне и не надо».

– Ну и правильно. Таточка, а может, ты у нас останешься? Зачем тебе гостиница? Место чужое, холодное. Ни уюта, ни поесть вкусно. Снежана тебе может свою комнату освободить, она и в мастерской пока переночует. Не думай, ты нас не стеснишь, места хватит.

Снежана вдруг захохотала, не в силах сдержаться. Какая же мама все-таки наивная! Зато ее наивность сейчас поможет вывести незнакомку на чистую воду. Неужто миллиардерша из Женевы согласится спать на девичьей Снежаниной кровати? Но старушка оказалась не так проста.

– Ну что ты, Ирочка, я уж останусь в своем люксе. Поверь, он со всеми удобствами и вполне уютный. И машину мне тут уже наняли. Не «Роллс-Ройс», конечно, но вполне комфортный автомобиль. Так что ночевать я буду уезжать к себе, а день проводить с вами. Если вы не против, конечно.

– О чем ты говоришь, Тата! Конечно, мы не против. У Снежинки, правда, много работы, она не сможет уделять двум старухам много времени, но обещаю, что нам и вдвоем не придется скучать. Я покажу тебе наш город. Раз у тебя есть машина, это будет совсем не утомительно. А пока давайте устроим семейный обед. У нас есть борщ с пампушками, и я как раз собиралась запекать кабачки. Ты такое ешь, Таточка?

– Настоящий борщ? – оживилась гостья. – Папа всегда рассказывал, что в его детстве этот суп был очень вкусным, он никогда и нигде больше его не ел, только в России. Говорил, что его нужно подавать с салом, розовым и тонко нарезанным.

– Есть, есть у меня сало. – Мама оживилась, забегала по кухне, быстро и споро накрывая на стол. – Боже мой! Довелось на старости лет увидеться. Бабулечкина кровь! Родственница! Тата Елисеева! Счастье какое! Прямо не верится.

Снежана повернулась, молча вышла из кухни и вернулась в мастерскую, где ее ждала жар-птица. Щелканье коклюшек всегда ее успокаивало, позволяя хорошенько подумать. Сейчас же это было просто необходимо.

* * *

Дело о найденном в Фетинино трупе превращалось в птицу под названием глухарь. Уже две недели прошло с того момента, как семейная пара обнаружила в лесу чемодан с полуразложившимися останками неизвестной пожилой женщины, а ни единой зацепки, кем могла быть потерпевшая, у следствия так и не появилось. Если чемодан доставили в лес из другого региона, то поиск «потеряшки» обречен на провал, но почему все-таки в Фетинино? Этот вопрос не давал следователю Зимину покоя. Уж больно место глухое, мало кому известное – кроме местных, разумеется.

Деревня была довольно большой, в триста дворов, но задача обойти их не представлялась непосильной. Взяв оперативника поглазастее, Зимин отправился в обход, выделив на это целый день и начав с самого утра. Население деревни, к счастью, в массе своей пожилое, а потому можно застать большинство жителей дома, несмотря на разгар рабочего дня.

То, что жертва в Фетинино не жила, само собой разумелось. Здесь внезапную пропажу человека заприметили бы сразу. Но убийца вполне мог оказаться из местных, только как это понять?

Зимин всегда придерживался правила: перед тем, как сдаться, нужно испробовать все возможные варианты действий, а также их сочетания. Сдаваться он не любил, и сегодняшний визит в деревню был последней, предпринятой от безысходности попыткой. Если ничего не получится, значит, придется смириться с глухарем. Первым в его карьере.

В том, чтобы признать неудачу, тоже не было ничего особенного. К примеру, с разводом же он смирился. Видя пример собственных родителей, Зимин был уверен, что люди женятся раз и на всю жизнь, и он тоже женился для того, чтобы и в горе, и в радости дожить до того дня, когда смерть разъединит и прочие подобные глупости. Их действительно разъединила смерть – в какой-то момент вдруг оказалось, что умерла любовь. По крайней мере, жена объяснила все именно в таких выражениях.

А еще предъявила претензии, что он, Зимин, – тюфяк и тряпка, а не мужик. Он даже изменить не может, как это делают все нормальные люди, и от этого с ним так скучно, что просто скулы сводит.

– Подожди, я не понял, – сказал он тогда, чувствуя себя как человек, которому что-то эмоционально объясняют на языке, которым он не владеет. Слова, вылетающие из красиво накрашенного рта стоящей напротив женщины, не имели смысла, и ему было очень важно понять. – Я не понял, Маша, ты упрекаешь меня в том, что за пятнадцать лет я тебе ни разу не изменил?

– Вот именно! – закричала жена. Она была в такой истерике, как будто он, наоборот, только что признался ей в своих постоянных изменах. – Это же ненормально: пятнадцать лет прожить с одной бабой и даже не повернуть головы в сторону никого другого! Ты ненормальный, Зимин! Для тебя нет ничего, кроме твоей гребаной работы! Ты просто моральный импотент, понял?

Он по-прежнему ничего не понимал – с потенцией у него все совершенно нормально, и, когда не было дежурств или каменной усталости после них, он с завидной регулярностью доказывал это жене. А на других женщин Зимин действительно никогда не смотрел, потому что любил жену и ему ее вполне хватало. Да и работы действительно было много, и на все конфеты-букеты и прочие ухаживания, которые хотя бы в минимальном количестве, но все равно являются обязательным этапом любой измены, времени категорически не оставалось. И выискивать, выкраивать это время, отрывать его от жены и дочери было жалко, потому что ничего нового эти отношения все равно бы не несли. А если нет ничего нового, то зачем?