— Называется «Паника», — ответил он. — «Smiths». Сейчас ведь на улицах тоже паника, верно? Потрошитель и все такое. Моррисси был пророком.

— А, — отозвалась я.

— Ты чего ищешь?

— Книгу про Александра Поупа. Я…

— Зачем?

— Мне задали прочитать «Опыт о критике». Я прочитала, но не… мне нужно какую-нибудь книжку о нем. Критическую.

— Тогда эти тебе ни к чему, — заявил он, вставая. — Тут полная ахинея. Тебе нужна книга, где творчество Поупа рассмотрено в контексте. Ну, Поуп ведь рассуждает о важности хорошей литературной критики. А эти книги — просто биографии, долитые водой до объема. Тебе в раздел литературоведения, это вот здесь.

Вставал он почему-то с невероятным трудом. Запахнул тренч, зачем-то отступил от меня подальше. Потом дернул дикобразовой головой, указывая, чтобы я шла следом; я и пошла. Он повел меня по темным закоулкам, потом, когда мы пересекли несколько проходов, резко свернул. Дойдя до места, он не стал поворачивать выключатель — мне пришлось сделать это самой. Кроме того, ему не понадобилось разыскивать нужную полку или книгу. Он просто подошел к стеллажу и ткнул пальцем в красный корешок.

— Вот эта. Автор — Картер. Тут о влиянии Поупа на формирование современной критики. Еще эта. — Он указал на зеленую книгу, стоявшую двумя рядами ниже. — Это Диллард. Довольно примитивная, но новичку может оказаться полезной.

Я решила не обижаться на то, что он без всяких вопросов обозвал меня «новичком».

— Ты американка, — добавил он, прислоняясь спиной к полке. — К нам редко попадают американцы.

— Ну а вот я попала.

Что делать дальше, я не знала. Он ничего не говорил, просто таращился на меня, а я стояла с книгой в руке. Тогда я открыла книгу и стала просматривать содержание. Там нашлась целая глава, посвященная «Опыту о критике». Двадцать страниц. Даже я в состоянии прочесть двадцать страниц, чтобы потом не выглядеть полным недоумком.

— Меня зовут Рори, — сказала я.

— Алистер.

— Спасибо, — сказала я, поднимая книгу повыше.

Он не ответил. Просто уселся на пол, скрестил руки в рукавах тренча и вытаращился на меня.

Когда я уходила, свет погас, но он и не пошевельнулся.

Да, нескоро я пойму этих вексфордцев и их поведение.

В школе-интернате ты волей-неволей быстро сближаешься с людьми. Они всегда рядом. Ты трижды в день садишься с ними за стол. Стоишь с ними в очереди в душ. Ходишь с ними на занятия и играешь в хоккей. Спишь в том же здании. В результате подмечаешь тысячи повседневных мелочей, на которые никогда не обратил бы внимания, если бы виделся с ними только на уроках. А еще из-за того, что ты проводишь в школе целые дни, время течет по-другому. Прошла неделя, а мне казалось, что я провела в Вексфорде целый месяц.

Я поняла, что дома, в Бенувиле, я была вроде как популярна. В смысле, я не тянула на королеву — это звание всегда доставалось всяким там профессиональным участницам конкурсов красоты. Но я происходила из старой бенувильской семьи, а родители мои были юристами, что в совокупности означало, что устроюсь я как минимум неплохо. Я никогда не чувствовала себя неприкаянной. У меня всегда были друзья. Я никогда не входила в класс с мыслью, что лучше бы затихариться и помолчать. Я была на своем месте. Я была дома.

Вексфорд не был мне домом. Англия — тоже.

В Вексфорде я не пользовалась никакой популярностью. Впрочем, нельзя сказать и чтобы наоборот. Я попросту там училась. Я не была первой умницей, хотя и не считалась полной дурой. Правда, работать приходилось столько, сколько я еще никогда не работала. Иногда я вообще не могла понять, о чем идет речь. Не понимала шуток, аллюзий. Голос мой порою звучал слишком громко, неуместно. Я была в синяках от хоккейных мячиков — а еще, кстати, от защитного снаряжения.

Вот еще что я узнала нового:

Валлийский язык еще не умер, на нем по-прежнему говорят — например, наши соседки Анджела и Гаэнор. Звучит как эльфийский.

В Англии обожают печеную фасоль. На завтрак. На тосте. С печеной картошкой. Лопают до опупения.

Не во всех школах есть отдельный предмет «американская история».

Англия, Британия и Соединенное Королевство — это не одно и то же. Англия — это страна. Британия — остров, на котором находятся Англия, Шотландия и Уэльс. Соединенное Королевство — это официальное политическое название Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии. Если чего из этого перепутаешь, тебя поправят. Причем не один раз.

Англичане играют в хоккей в любую погоду. В грозу, шторм, при нашествии саранчи… хоккею ничто не помеха. Бороться с хоккеем бессмысленно, он все равно победит.

Второе убийство Джек Потрошитель совершил перед рассветом 8 сентября 1888 года.

Этот последний факт мне вколачивали в голову тысячами разных способов. Я даже не смотрела новости, но новости сами проникали в меня. Новости хотели, чтобы мы помнили про восьмое сентября. Восьмое сентября приходилось на субботу. У меня в субботу было занятие по истории искусств. Этот факт для меня был куда важнее, потому что я не привыкла учиться по субботам. Мне всегда казалось, что выходные — это святое, что все добрые люди на всем свете соблюдают эту традицию. На всем, кроме Вексфорда.

Субботние занятия назывались здесь «творческим и духовным развитием» — имелось в виду, что они будут чуть менее мучительны, чем обычные занятия, — по крайней мере для тех, кому творчество и духовность не поперек горла, а такие, конечно, бывают.

Джаза честно попыталась разбудить меня, уходя в душ, а потом еще раз — уходя на завтрак, однако толк у нее вышел, только когда она вернулась в комнату, чтобы взять виолончель и отправиться на урок музыки. Я вывалилась из постели, когда она выволакивала за дверь огромный черный футляр.

Не я одна припозднилась по случаю субботы. Я уже выработала приемчик: с вечера перебросить юбку и блейзер через спинку кровати, утром остается только схватить чистую блузку, натянуть юбку, туфли и блейзер и соорудить на голове нечто, хоть отдаленно напоминающее прическу. Душ я принимала по вечерам и, как и Джаза, начисто отказалась от косметики. Бабушка пришла бы в ужас.

В общем, через пять минут я уже была готова и летела по булыжной мостовой в учебный корпус. Кабинет истории искусств представлял собой одну из огромных светлых студий на верхнем этаже. Я села за стол. И все еще выковыривала сонки из углов глаза, когда Джером опустился на соседний стул. Впервые я оказалась в классе с другом, в чем, впрочем, не было ничего удивительного, поскольку друзей у меня на тот момент было ровно две штуки. Из всех моих соучеников Джером выглядел в форме особенно нелепо — уж всяко нелепее всех старост. Особый галстук (у старост полоски на галстуках были серыми) съехал на бок и почти развязался. Карманы блейзера оттопыривала всякая всячина — телефон, ручки, блокноты. Прическа неряшливая — но в симпатичном смысле, подумала я. Похоже, он остриг свои непокорные кудри ровно до позволительного уровня, а может, и на сантиметр длиннее. Они закрывали уши. И сразу было видно: встав с постели, он просто тряхнул головой. Глаза у него были быстрые, он постоянно сканировал ими пространство.