— Я не могу, Лера, — невозмутимое лицо Виктории нервно дергается. — Знаю только то, что возникли сложности. Только ты это… не говори Рустаму, что знаешь об этом.

Гонор в её голосе убавляется и теперь я чувствую над ней превосходство. Нужно давить, пока есть шанс хоть что-нибудь узнать.

— С чего бы мне молчать? — внимательно смотрю на неё, но хватку не отпускаю.

— С того бы, что ты вообще находишься у Тахирова на птичьих правах, — её лицо багровеет от злости и Виктория вновь становится прежней озлобленной мегерой. — Благодари, что тебя не вышвырнули тебя на улицу, а пожалели и дали крышу над головой.

— Если я и буду благодарить, то явно не тебя.

Вика фыркает, резко выдергивает свою руку и поворачивается в сторону детского магазина.

— Пойдем, Лера. Вдруг твою лиловую кроватку уже купили.

***

Когда мы возвращаемся в особняк Тахирова за окнами темно. Сейчас вообще темнеет рано — не за горами приближение зимы. Солнце спряталось за горизонт, дует прохладный ветер. Я выхожу из машины и кутаюсь в куртку. Настроение на нуле, меня одолевают странные мысли, которые внедрила в мою голову Вика. Какие проблемы были у Тимура я могла только гадать — узнать что-либо у помощницы Тахирова показалось для меня непосильной задачей, а от мыслей, что придется один на один разговаривать с Рустамом меня хорошенько потряхивало.

— Пойдем в дом, нас ждут на ужин, — выкрикивает мне в спину Виктория.

— Я догоню.

Мне хочется прогуляться по просторной территории особняка и побыть наедине с собой и своими мыслями. Как ни странно, но Вика не спорит. У нас с ней что-то вроде временного перемирия — не знаю, как надолго её и меня хватит, но в машине мы ехали молча, в спокойной почти дружелюбной обстановке.

Я прохожу по дорожке выложенной брусчаткой и делаю глубокий вдох, чтобы сдержать накатившиеся слёзы. Совсем я стала сентиментальной в последнее время. Часто думаю о Тиме и о том, что было бы, если бы он поехал по другой дороге или вовсе задержался на работе подольше. Но он торопился. Ко мне. Внезапная догадка приходит в голову так резко, что я пошатываюсь, перестаю контролировать свои движения. Голова кружится, тело не слушается. Я опираюсь плечом о дерево и глубоко дышу.

Если у Тима были проблемы в бизнесе, то что если его смерть была не совсем случайной? Что если ему помогли отправиться на тот свет? Чушь, мы же не в девяностых живем! Глубокие вдохи и выдохи помогают справиться со своими эмоциями. Решаю, что подумаю об этом не сейчас, позже, потому что ребёнок внутри меня взволнованно толкается, а я и так пережила слишком много стрессов. Всмотревшись в небо, усыпанное звёздами, мысленно передаю привет своему мужу, а затем неожиданно слышу тоненький жалобный писк откуда-то из кустов.

Писк похож на то, как плачет маленький котёнок. Прислушиваюсь, сворачиваю с дорожки, тихонько ступаю по сырой земле и иду чётко на звук, который с каждым моим шагом становится всё отчётливее. Я заранее знаю, что не смогу оставить животное плакать в одиночестве. Скорее всего во мне просыпается материнский инстинкт, либо я думаю о том, что крошечный подарок с небес послал для меня Тим, чтобы я не грустила.

Включив на телефоне фонарь подсвечиваю себе дорогу. Замираю на месте, когда вижу у дерева маленького серого котёнка, который и ходить-то толком не умеет. Лежит на земле в одиночестве, попискивает и трясется от страха и холода. В области грудной клетки сильно щемит от жалости к нему.

— Эй, малыш, где твоя мама? — сажусь на корточки и протягиваю к нему руку.

Шерстка мягкая, пушистая. Хочется взять его на руки, прижать к себе и согреть. Я несколько минут подряд зову кошку-мать, но понимаю, что это напрасно, поэтому беру котёнка на руки и расстегнув куртку прижимаю к себе. Тонкий писк тут же прекращается. Он трётся об меня, нюхает, нуждается. Ну не могу же я оставить его на улице умирать?

Поэтому я пробираюсь в дом украдкой, заранее зная, что мне не поздоровиться, если Тахиров узнает о животном. Слышу в гостиной голос Виктории и Рустама, незаметно, словно воришка, пробираюсь на носочках в свою комнату. Закрывшись на замок выдыхаю. Расстёгиваю куртку, смотрю на серую мордашку и понимаю, что у котёнка ещё не раскрылись глазки. Словно почувствовав чужую обстановку, котёнок вновь начинает жалобно пищать.

— Тише-тише, малыш! Ты, наверное, совсем голодный… И чем же мне тебя кормить?

Я осторожно кладу пушистый комочек на свою кровать, выхожу из комнаты и невозмутимо спускаюсь вниз по ступеням. На кухне от одного блюда к другому мечется Ира.

— У нас есть молоко? — спрашиваю, приоткрывая дверцу холодильника.

— Есть. А тебе зачем? — помощница по дому странно поглядывает на меня.

— У меня в комнате крошечный котёнок, — наконец нахожу бутыль с молоком и достаю его наружу.

— Ты как хочешь, но я в этом не участвую! — вспыхивает Ирина. — Мне и одного раза хватило.

Помощница показательно поворачивается ко мне спиной и больше не заговаривает. Ну и ладно, сама справлюсь. Я грею молоко на плите, пока оно не закипает. Остужаю, переливая из посудины в посудину, долгих пятнадцать минут ищу пипетку, потому что Ирина не отвечает на мои вопросы и наконец поднимаюсь к себе в комнату.

Котёнок мирно спит укутанный моим одеялом. Согрелся, бедняга. Я вновь беру его на руки, набираю пипеткой теплое молоко и подношу к его рту. Котёнок ворочает головкой и всё содержимое пипетки выливается куда-то мимо. Я негромко ругаюсь на свою нерасторопность, но не сдаюсь. Делаю ещё одну попытку — набираю молоко, подношу к раскрытому ротику, но котёнок даже не думает глотать.

— Как же мне тебя накормить? — громко вздыхаю от собственного бессилия.

Я знаю о том, что таких малышей нужно кормить каждые три часа, иначе он просто не выживет. Но как это сделать, если у меня не получается? Мне становится неожиданно страшно, что и с собственным ребёнком я однажды не справлюсь.

— Давай я попробую, — слышу за своей спиной знакомый баритон и тут же вздрагиваю.

Повернув голову назад замечаю в дверном проёме Рустама. Он стоит, опираясь о косяк в белоснежной рубашке с закатанными рукавами и чёрных брюках. Загорелые руки с крупными видными венами находятся в карманах. Становится интересно, где Тахиров провёл последние полгода и зачем вообще куда-то улетал? Я понимаю, что совершенно ничего о нём не знаю — о человеке, с которым живу над одной крышей.

— Попробуй, пожалуйста… — произношу несмело и протягиваю Рустаму котёнка.

Мы впервые соприкасаемся. Я вкладываю шерстяной комок в его большие теплые ладони. Задеваю грубую кожу, ощущая при этом легкий электрический разряд по телу. Опускаю глаза в пол, чувствуя, как щёки становятся пунцовыми от стыда, хотя ничего постыдного я не делаю.

Рустам находится рядом со мной, буквально в нескольких сантиметрах. От его пахнет тем же парфюмом с нотками табака — таким запоминающимся и выразительным, что мой мозг сигнализирует об опасности. Умом я понимаю, что от него надо бы держаться поближе, но котёнок… В руках Тахирова животное кажется совсем крошечным. Рустам уверенно фиксирует пальцами шею котёнка и тот неожиданно начинает сам втягивать в рот молоко.