Элли пристально смотрела на Гормана, всей душой желая ему смерти. Элли казалось, что ее полные ненависти глаза излучают два острых луча, которые пронзают Гормана насквозь. В течение нескольких секунд Горман с невозмутимым видом смотрел на Элли, он даже слегка улыбался, довольный собой. Элли не думала, что ее взгляд может причинить Горману вред, она даже не догадывалась, что способна на такое, поэтому, когда Горман болезненно вздрогнул и отпрянул назад, Элли даже в голову не пришло, что причиной этому был ее испепеляющий взгляд. Горман сдавленно охнул и широко разинул рот, по тощему телу старика пробежала судорога, словно его ударило током, затем из правой ноздри потекла тоненькая струйка крови. Громко клацнув зубами, Горман с трудом сомкнул сведенные судорогой челюсти. Взгляд черных глаз Элли, словно магнит, был прикован к голове Гормана. Теперь она и сама чувствовала это и попыталась отвести глаза, неожиданно поняв, что происходит. Горман тоже понимал это. Он ясно слышал рев зверя, проснувшегося в душе Элли, ощущал клокочущую в ней ярость, которая, словно луч лазера, вспарывала его мозг. Боль была невыносимой, за всю свою долгую жизнь Мэл Горман не испытывал ничего подобного.

— Закройте крышку, — прохрипел он. Горман покачнулся, и, если бы стоявший позади полицейский не подхватил его, старик рухнул бы на палубу. — Быстрее!

Полицейские захлопнули крышку гроба.

Последнее, что видела Элли, — бледное, перекошенное от ужаса лицо Гормана. В течение последующих нескольких недель этот образ преследовал ее днем и ночью.

Городская больница Барфорд-Норда располагалась в сером бетонном здании с облупившимся фасадом, по которому расползлись неровные трещины и пятна сырости, и больше напоминала тюрьму. В отличие от расположенной неподалеку частной клиники, в коридорах больницы не было ни цветов в красивых горшках, ни мягких ковров на полу, из динамиков не лилась тихая успокаивающая музыка, а посетителей не встречали улыбающиеся медсестры в белоснежных хрустящих халатах. Стоящие в приемном покое алюминиевые стулья с исцарапанными пластиковыми сиденьями были привинчены к полу. Отопления в больнице тоже не было. В углу сиротливо притулился кофейный автомат — после долгих хрипов и кашля машина выплевывала в стаканчик бурую жижу, отдаленно напоминавшую кофе. В другом углу спал какой-то пьяный мужчина, время от времени он принимался отчаянно мотать головой, бормоча сквозь сон что-то бессвязное о шашлыке и соусе.

Родители Мики молча сидели у окна, за которым занималось серое дождливое утро. Дожидаясь новостей, оба зябко кутались в пальто. По щекам Аши бежали слезы, она вспоминала, как кричала на сына, это было всего за несколько минут до того, как он начал задыхаться.

Она разозлилась на Мику не столько потому, что он поднял их среди ночи; главной причиной ее раздражения было упрямство сына: мальчик упорно отказывался принять смерть сестры. А теперь он тоже может умереть, и сердитые слова матери будут последними, которые Мика слышал перед смертью. Аша чувствовала себя ужасно виноватой. Она всей душой любила своих детей, и сейчас ее сердце разрывалось от боли. Аша скорее согласилась бы умереть сама, чем жить без них.

Дэвид взял руку жены в свои ладони и крепко сжал холодные пальцы Аши. Он не привык открыто выражать свои чувства перед посторонними и не хотел, чтобы сновавшие мимо врачи и сестры видели его волнение. Со стороны Дэвид казался абсолютно спокойным, как человек, который просто сидит на остановке, дожидаясь автобуса, но внутри у него все разрывалось от горя и боли.

Ожидание длилось бесконечно долго. Наконец, через два часа после их прибытия в больницу к Дэвиду и Аше вышел доктор. Они прошли по тускло освещенному коридору и остановились перед входом в палату Мики. Доктор, маленький человек с бледным худым лицом и серьезными глазами, выглядел усталым; казалось, он торопится поскорее уйти.

— Прежде всего, я рад сообщить вам, что с вашим сыном ничего серьезного, — сказал доктор, поглядывая на свои наручные часы. — Так что можете забрать его домой.

— Как? — не веря своим ушам, воскликнула Аша. — Два часа назад он был при смерти! Он задыхался! А вы говорите — ничего серьезного. Как такое возможно?

— Странно, я ждал несколько иной реакции, — сказал доктор. — Обычно родители счастливы, когда им говорят, что с их ребенком все в порядке.

— Конечно, конечно, я счастлива, — заикаясь, пробормотала Аша. От смущения у нее на глазах навернулись слезы, — Просто я не ожидала… Он выглядел таким больным и…

— Зато сейчас он совершенно здоров, — нетерпеливо перебил ее доктор. — Когда мы его осматривали, он вдруг пришел в себя и сел на кровати. Мы спросили, знает ли он, что с ним случилось, но мальчик начал говорить что-то невразумительное о воде в моторе и попкорне. А еще он сказал, что все вокруг было черным, и он ничего не видел. Мы тщательно обследовали его, сделали необходимые анализы и с уверенностью можем сказать: зрение вашего сына в полном порядке.

— А каково ваше мнение, доктор? Что с ним случилось? — спросил Дэвид. — Ведь мальчик чуть не задохнулся. Должна же быть какая-то причина.

— Понятия не имею, — пожал плечами доктор. — Кто знает, что происходит в сознании подростка в предпубертатный период. У него нет проблем в школе или дома?

Аша и Дэвид испуганно переглянулись.

— Есть, — глядя в пол, сказал Дэвид. Ему не хотелось рассказывать этому усталому доктору о том, что случилось в их семье, но, видимо, придется. — Его сестра-близнец умерла год назад, но Мика не желает верить, что Элли больше нет.

— А-а, — протянул доктор, — это многое объясняет. Близнецы очень привязаны друг к другу, для них потеря брата или сестры — это как потеря части собственного «я».

— То есть вы думаете, все дело в его психическом состоянии? — спросила Аша. — Из-за этого он задыхался?

— Вполне возможно, — кивнул доктор. — Я полагаю, вам следует обратиться к психологу, вашему сыну нужна помощь. И вообще, он очень нервный мальчик.

Дэвид и Аша кивали, неохотно соглашаясь с доктором.

— И еще одна вещь, — добавил доктор, — я заметил, что у Мики имеется мутация — перепонки между пальцами ног. Однако в его медицинской карте об этом нет ни слова. Почему?

— Мы сами не сразу заметили. Мутация Элли была более явной — она родилась с перепонками на руках, поэтому девочку прооперировали вскоре после рождения, а на Мику просто не обратили внимания. А что?

— По закону ребенок-мутант должен быть зарегистрирован в специальной картотеке, — сказал доктор.

— Зачем? — удивилась Аша. — Ведь мутация никак на нем не сказывается, а если об этом станет известно в школе, его начнут дразнить.

— Не знаю, — пожал плечами доктор. — Но вы обязаны сообщить об этом властям, таков закон. Вы можете заполнить соответствующую карту в регистратуре нашей больницы, когда будете оплачивать счет.

Доктор развернулся и быстро зашагал по коридору, оставив смущенных родителей стоять у дверей палаты. Дэвид и Аша смотрели ему в спину, пытаясь переварить полученную информацию: они должны радоваться тому, что их сын пришел в себя, и обратиться к психологу, потому что «Мика очень нервный мальчик».