* * *

Летом 1797 г. под напором французского оружия пала Венеция. При капитуляции города был взят в плен эмигрант граф д'Антрег, игравший весьма важную роль в роялистском движении. По распоряжению Наполеона с ним обращались с таким тактом и уважением, что под конец он документально подтвердил подозревавшееся, но не доказанное до тех пор намерение Пишегрю изменить республике еще два года тому назад. Претендент на французский престол, король Людовик XVIII из замка Бланкенбург, где он проживал в изгнании, тайно реорганизовал роялистскую партию во Франции, которая называлась партией Клиши, так как ее штаб-квартира находилась в клубе, заседавшем в этом предместье Парижа. Ему удалось переманить на свою сторону генерала Пишегрю и разработать сложный, хитросплетенный заговор, рассчитанный на то, что в нужный момент, когда Директория, доведенная до крайнего раздражения, решится прибегнуть к силе против враждебного ей большинства в законодательных собраниях, Пишегрю, являвшийся председателем Совета пятисот, предстанет перед войсками в своем генеральском мундире завоевателя Голландии, примет на себя главное командование и заставит высказаться против Директории армию, являвшуюся единственным ее оплотом. Парижские роялисты вели себя довольно неосторожно и так откровенничали, что до сведения правительства дошли многие подробности искусно составленного заговора. Несмотря на эти предупреждения, положение Директории оставалось опасным. Радикальные члены этого правительственного органа считали необходимым, для спасения самих себя и республиканской конституции, как можно скорее назначить способного и преданного генерала главнокомандующим внутренней армией, т.е. комендантом Парижа. Они последовательно обращались к Моро, Гошу и, наконец, к Бонапарту.

«Моро не обнаружил особенной преданности к радикальной республике, — писал В. Слоон. — Рейнская армия, состоявшая под его начальством, давно уже не получала причитавшегося ей жалования. Солдаты бедствовали и, подобно своему вождю, были раздражены вынужденным бездействием. Моро относился к Директории до того холодно и до такой степени не сочувствовал правительственной ее системе, что, хотя имел в руках положительные доказательства перехода Пишегрю на сторону роялистов, тем не менее не донес об этой измене и предпочел воздержаться от всякого вмешательства». Блестящий полководец Гош согласился помочь Директории и охотно принял на себя выполнение разработанного Баррасом плана о сосредоточении в Париже войска под предлогом одновременной реорганизации обеих армий, Северной и Внутренней, причем должно было измениться прежнее расквартирование дивизий. Для более удобного выполнения проекта было признано необходимым назначить генерала Гоша военным министром. Оказалось, однако, что ему еще не было тридцати лет, и по конституции он не имел права занимать министерский пост. Директории не оставалось иного выбора, как обратиться к Бонапарту или к одному из генералов его армии. Директория понимала как нельзя лучше, что чрезмерное возвышение Бонапарта угрожало ей самой. Тем не менее в сложившихся условиях у нее не было иного выбора, как заручиться поддержкой завоевателя Италии и просить его прислать в Париж надежного генерала, за которого он сам мог бы поручиться. Бонапарт заранее уже предвидел, что к нему обратятся с такой просьбой, и фактически уже продемонстрировал свою готовность оказать поддержку Директории. Он отправил в Париж депеши с обещанием выслать в распоряжение правительства еще три миллиона франков, заставил сильнейшую из действующих французских армий сделать блестящую демонстрацию в пользу Директории и командировал в столицу честолюбивого, пылкого и бесстрашного генерала Ожеро, без того уже просившегося туда в отпуск по семейным обстоятельствам. Ему было поручено передать Директории восторженный адрес от Итальянской армии, являвшийся финалом чествования национального празднества 14 июля. Прибыв в Париж, Ожеро без стеснения хвастался, что его прислали в столицу, чтобы передушить роялистов. Он сразу же был назначен главнокомандующим внутренней армией. Чуть ранее Баррасу через Бернадота были переданы бумаги с показаниями, снятыми с графа д'Антрега и скрепленные его подписью. Таким образом, Директория оказалась во всеоружии и подготовилась к предстоящему перевороту. Не принимая это в расчет, роялистское большинство в законодательных советах непродуманным образом действий умышленно вызывала кризис. Недовольное сосредоточением в предместьях Парижа значительного количества войск, прибывших из Самбро-Маасской армии, народное представительство назначило командиром своей охраны пламенного роялиста, закрыло конституционные клубы, организованные в качестве противовеса клубу в Клиши, и на заседании 3 сентября 1797 г. с восторгом приняло предложение генерала Вильо произвести на следующий день восстание и низвергнуть Директорию. Тогда Ожеро ввел ночью в Париж двадцать тысяч солдат, занял военными постами все улицы, а также помещения законодательных собраний и таким образом закончил недолговечную первую попытку конституционного управления во Франции. На следующее утро (18 фрюктидора V года), 4 сентября 1797 г. Директория оказалась полновластной хозяйкой Парижа и всей Франции.

Карно, ничего не знавший об интриге между Баррасом и Гошем, переписывался с Бонапартом, приводя в письмах такие доводы, как если бы его адресат был и в самом деле добросовестным, искренним патриотом. Внезапно пробудившись от наивной иллюзии и убедившись в полной ошибочности своих предположений о том, что другие члены правительства — такие же искренние слуги отчизны, как и он сам, Карно заметил уже слишком поздно приготовления к государственному перевороту и едва успел спастись бегством. Другой оппозиционный член Директории, Бартелеми, был арестован и заключен в тюрьму. Вместо Карно и Бартелеми новыми директорами стали радикалы — Мерлен и Невшато. Президент Совета старейшин, роялист Барбе-Марбуа, с одиннадцатью членами этого совета, а также генерал Пишегрю с сорока двумя членами Совета пятисот и 148 другими лицами, в основном публицистами, подверглись проскрипции. Все они, за исключением немногих, успевших бежать, были сосланы в смертоносные болота Кайенны (Французская Гвиана), где томилась уже целая колония ссыльных священников. Восстановления гильотины не последовало, но тем не менее 18 фрюктидора дало Франции революционное правительство, опиравшееся лишь на военную силу, хотя и прикрывавшееся маской конституционных порядков. Фрюктидорцы утверждали, что они строго придерживаются конституции, и выставляли себя перед Францией сторонниками законности. Факты оказываются, однако, убедительнее слов. На самом деле фрюктидорцы группировались вокруг Директории, которая дважды уже обращалась за помощью к армии, являвшейся почти ее единственной опорой. Свобода печати была отменена, и военное положение провозглашено везде, где только исполнительная власть признавала это нужным. Генерал Ожеро, ласкавший себя надеждой стать членом Директории, был назначен вместо Моро главнокомандующим армией, которой не предстояло в ближайшем будущем участвовать в военных действиях. Преждевременная смерть Гоша лишила почти тогда же Францию единственного генерала, который мог своей гениальностью поспорить с Бонапартом, и вместе с тем избавила Наполеона от опасного политического соперника.

Но вернемся к нашему герою. Ведь он тоже пострадал от переворота, а его имя, хотя и косвенно, но было связано с Пишегрю, а, следовательно, и с неудавшимся coup d'etat.