Ярцев на мгновение замер.

– Вот как, значит? – сжав ее плечи так больно, что она вздрогнула, ледяным тоном проговорил он. – Получается, нас с тобой нет? Есть отдельно я, и отдельно ты?

– Интересно, если бы ты женился на ком-нибудь другом, не таком проблемном, ты предъявлял бы такие же требования?! – бросила ему в лицо она.

– Если бы на твоем месте была другая женщина, она бы боялась даже посмотреть в мою сторону не так! – прошипел он. – Тебя же спасает лишь то, что ты мне слишком дорога, Катя! Слишком больно было тебя терять. Любить вопреки всему!

– Оставь меня в покое, – она вдруг обмякла и перестала сопротивляться. – Я сделаю все, что ты скажешь.

Мягко отстранилась и тихо ускользнула от него на кухню.

Он остался стоять в прихожей. Ярость куда-то пропала, уступив место привычному отчаянию. Хирурги убрали шрамы с ее лица. Он лично был рядом, когда утопили ее брата. Но никому так и не удалось убрать порезы с ее души. Они не затянулись до сих пор.

Он тихо вошел на кухню.

Катя мыла детские бутылочки и всхлипывала, неуклюже оттирая лицо рукавом длинного и расписанного цветными красками платья.

Ярцев встал сзади, положил руки ей на плечи и мягко поцеловал в макушку.

– Кать… не говори так больше, – тихо попросил он. – Не для этого я тебя вытягивал. Хочешь заниматься, занимайся. В конце концов, я открою клуб для тебя лично. Это будет подарок.

– Слишком роскошно для подарка, – всхлипнула она.

– Нет, – рассмеялся он. – Нет ничего проще, поверь. Тем более, что мы собираемся вкладываться в экономику Германии. Только переехать нам придется. От тебя ничего особенного не требуется. Всего-то поддержать меня… Ну, же, не плачь.

Он развернул ее к себе и коснулся ладонями ее заплаканного лица.

– Прости меня, если я сказал что-то слишком грубо. Ты же знаешь, я вспыльчивый. Я ни в коем случае не хочу ущемлять твои права. Если я не желаю видеть тебя работающей, это совсем не значит, что я против твоих интересов.

Она прижалась лицом к его груди и потихоньку успокаивалась.

Ярцеву стало легче. Если Катя инстинктивно ищет у него утешения, значит, больше не обижается. Он прижал ее к себе крепче и погладил по сплетенным в косу волосам. Порой с ней бывает чудовищно сложно. Из-за травмы она боится перемен. Самые простые вещи она превращает в трагедию, и очень трудно пробиться сквозь воздвигнутые ею стены.

– Значит, ты посмотришь те варианты недвижимости, которые мне нравятся? – осторожно поинтересовался он.

– Посмотрю, – тихонько шепнула она.

– У тебя будет свой собственный клуб там, куда мы переедем. В свободное время подумай, чем еще кроме твоей йоги его можно наполнить, чтобы клиентам было интересно, – с улыбкой прошептал он в ответ. – На самом деле ты зря так боишься перемен. Статистика показывает, что большинство молодых семей с детьми предпочитают жить в пригороде. Возможно, в твоем клубе у тебя появится много новых клиенток с детьми.

– Ты думаешь?

– Я знаю.

– У нас будет все, как в твоих любимых фильмах, – продолжал говорить он. – Роскошный дом, огромная гардеробная, в которой ты будешь держать свои наряды, и твой личный клуб, в который ты будешь привлекать соседок для занятий своими дыхательными практиками. А когда мы обживемся, ты подаришь мне еще одного ребенка. Я бы очень хотел дочь.

– Дочь? – Катя подняла на его заплаканные глаза, улыбнулась и обвила его крепкую шею руками. – Я бы тоже хотела дочку. А еще… Знаешь, я хочу собаку. Недавно мне приснилась собака. Лабрадор. Она спугнула мой кошмар, и впервые во сне я не умерла.

Не умерла. Какие страшные слова. Ярцев сжал ее руки в ладонях и поцеловал.

– Что может быть проще? Подарить тебе собаку прямо сейчас? – с наигранной веселостью предложил он.

– Нет. Теперь уже после переезда. Я подожду.

Они стояли посреди кухни, крепко прижавшись друг к другу, и от ощущения, что они вместе хотят одного и того же – маленькую дочь, тревога понемногу отступала, заполняя пространство вокруг особой, пронзительной нежностью.

– Давай попробуем, – касаясь ладонями его колючих щек, шепнула Катя. – Воплотим задуманную тобой сказку в жизнь.

– Приступим сегодня же, – он нежно коснулся губами ее губ. – Вызывай свою няню. Поедем смотреть виллу.

Январский вечер. Мерзкий, противный ветер дует со стороны моря и пронизывает насквозь. Никакие меха не помогают согреться. Ничего не поделаешь – приморская зима богата ветрами. Наталья укуталась в длинную шубку из серебристой норки, накинула на голову капюшон и, отстукивая дробь шпильками дорогих кожаных сапог по тротуару, заторопилась к своему джипу, что ждал на другой стороне дороги. Здесь, во Владивостоке зимой все ездили на больших машинах. Машин во Владивостоке было пруд пруди – близкий сосед-японец исправно поставлял свои подержанные автомобили приморцам, и те с удовольствием ими пользовались.

Летом можно было пересесть за руль более изящного авто, а вот зимой в этом нет никакого смысла.

На дороге мелькнул серебристый «Ниссан». Сердце кольнуло лишь на миг – показалось. Красивый профиль, такой родной и любимый, и уже год как чужой… По груди растеклась терпкая и горькая, но давно привычная боль. Не сложилось у них с Виталиком. И никогда не сложится. Ему ребенка надо, а у Натальи детей быть не может. После страшного подпольного аборта в далекой молодости, сделанного по приказу брата, она осталась бесплодной.

Наташа ненавидела Олега. Ненавидела себя за трусость. Она дико боялась сказать ему что-то против и всегда подчинялась. Олег поддерживал ее салоны, это был красивый жест благородного старшего брата, когда-то лишившего ее возможности стать матерью, и она делала вид, что ей это нужно. На самом деле ее тошнило от его заботы. Благородство Олега было таким же мнимым, как и все, к чему он прикасался.

Его любовница Леночка приходила к ней в салон, как к себе домой и никогда не платила за дорогостоящие услуги. Наташа молча глотала – Олег хозяин, а хозяин – он и барин в ее салонах.

Молодая женщина открыла примерзший замок и забралась в холодную машину. Включила зажигание и подула на руки, чтобы пальцы не так мерзли. Мелькнувший знакомый профиль Виталика снова стоял перед глазами. Боль в груди растекалась мощной лавой, горячей и черной, и казалось, ей никогда не избавиться от этого немого и глухого отчаяния. Она больше не сможет быть счастливой, потому что когда-то так решил Олег.

Наталья посмотрела на темную и пустую дорогу. Нажала на педаль газа и, нарушая все правила дорожного движения, помчалась вперед на бешеной скорости. Ей безумно хотелось врезаться в какую-нибудь стену, да так, чтоб сразу насмерть. Чтобы больше никогда не чувствовать это глухое, черное отчаяние, от которого задыхаешься.