Однако гораздо больше, чем личная история, меня сейчас занимает Нью-Йоркский марафон, до которого осталось два месяца. Самый важный вопрос — как бы мне его пробежать с мало-мальски приличным результатом? Соответственно, основная задача — всесторонне обдумать процесс подготовки.

Двадцать пятого августа я снимался для американского журнала «Раннерс уорлд» («Мир бегуна»). Молодой фотограф по имени Грег прилетел из Калифорнии и снимал меня целый день. Сразу было видно, что он настоящий энтузиаст своего дела — вместе с ним на Кауай прилетел чемодан, доверху набитый фотоаппаратурой. Фотографии были нужны для интервью, которое я дал этому журналу некоторое время назад. В мире не так уж много писателей, которые бегают марафон (не то чтобы совсем не было, но и впрямь очень мало), и журнал я заинтересовал прежде всего в качестве представителя этого редкого вида. «Раннерс уорлд» очень популярен в среде американских бегунов, так что не исключено, что, когда я окажусь в Нью-Йорке, коллеги-бегуны будут со мной здороваться. Эта мысль не дает мне покоя. Я нахожусь в постоянном напряжении, обдумывая, как бы мне не опростоволоситься во время забега.

Вернемся в 1983 год. Duran Duran вместе с Холлом и Оутсом — на пике популярности. Хорошие были времена. В июле 1983-го я поехал в Грецию и там сам по себе пробежал марафонскую дистанцию — от Афин до Марафона. Вообще-то «в оригинале» гонца послали из Марафона в Афины. Но я решил бежать в обратном направлении, потому что в таком случае мог выбежать из Афин ранним утром, до часа пик (и до того, как загрязнение воздуха превысит допустимые нормы), и добраться до Марафона, избежав неприятностей с дорожным движением. Это был индивидуальный забег, в котором, кроме меня, никто не участвовал, так что трудно было себе представить, что машины вдруг начнут по доброй воле уступать мне дорогу.

Ну и зачем же, спрашивается, я поехал в Грецию и пробежал там в полном одиночестве эти сорок два километра? Дело в том, что редакция одного мужского журнала обратилась ко мне с просьбой написать отчет о путешествии в Грецию (то бишь путевые заметки). Речь шла о так называемом медиатуре, организованном при содействии греческого Министерства по туризму. Мероприятие спонсировалось разными печатными изданиями и включало в себя стандартный осмотр достопримечательностей (руины и т. д.), круиз по Эгейскому морю и много чего еще в том же духе. Билет у меня был с открытой датой, так что после окончания тура я мог при желании задержаться в Греции. Организованные туры меня никогда не привлекали, но идея остаться и помотаться по стране одному мне понравилась. Ведь Греция — родина марафона, и мне не терпелось побывать там и увидеть все собственными глазами. Я сразу подумал, что наверняка у меня будет возможность частично пробежать ту самую, историческую трассу. Для такого новичка, как тогдашний я, это обещало стать исключительно волнующим переживанием.

«А ну, постой-ка, — сказал я сам себе. — Почему „частично“? Что мешает тебе пробежать всю дистанцию от начала до конца?»

Я поделился своими соображениями с редактором журнала и услышал в ответ: «Весьма любопытно». Так получилось, что свой первый марафон (квазимарафон) я бежал в тишине, спокойствии и одиночестве. Не было ни зрителей, ни финишной линии, ни подбадривающих выкриков — ничего такого. Но это было абсолютно неважно. Ведь я бежал по настоящему марафонскому пути. Чего еще я мог желать?

На самом деле, если просто бежать из Афин в Марафон, расстояние получается меньше, чем официальная марафонская дистанция, составляющая 42 километра 195 метров. Не хватает около двух километров. Я обнаружил это примерно год спустя, когда бежал вместе с другими участниками официальный марафон по оригинальной трассе — из Марафона в Афины. Те, кто видел по телевизору марафон на Афинской олимпиаде, знают, что, стартовав в Марафоне, участники в какой-то момент сворачивают с главной дороги влево и некоторое время бегут мимо ничем не примечательных руин, а потом снова возвращаются на главную дорогу. Это делается для того, чтобы восполнить недостающие километры. Но когда я впервые оказался в Греции, я ничего этого не знал и был твердо уверен, что, осилив путь из Афин до Марафона, пробегу ровно 42 километра 195 метров.

Впрочем, прежде чем выбежать из Афин, я успел поплутать по каким-то узким улочкам, и к тому времени, как мы добрались до Марафона, одометр в сопровождавшем меня фургоне насчитал сорок два километра. Так что, думаю, все-таки я пробежал тогда настоящую марафонскую дистанцию. Хотя, конечно, сейчас это уже совсем неважно.

Бежал я летом. Те, кто бывал в Греции, знают, что в середине лета жара там стоит невыносимая. Местные жители предпочитают без особой надобности не выходить из дома. Днем они по возможности ничего не делают — экономят силы, дремлют в прохладной тени — и выбираются на улицу только после заката. Так что практически все люди, которых летом в светлое время суток вы встретите на улице, — это туристы. Даже греческие собаки и те лежат в теньке неподвижно, как изваяния. Надо довольно долго и пристально вглядываться, чтобы понять, живые они или дохлые. Вот так обстоят дела у них в Греции. И бежать по такой жаре сорок два километра — это, согласитесь, в некотором роде граничит с помешательством.

Когда я рассказывал знакомым грекам о своем намерении бежать в одиночку из Афин в Марафон, они хором заявляли, что это безумие — нормальному, мол, человеку такое в голову не придет. Но я не особо волновался, поскольку до того, как приехал в Грецию, даже и не подозревал, что у них там творится летом. Мне нужно было пробежать сорок два километра, что, прямо скажем, не мало. И как я полагал, кроме расстояния, других причин для волнений нет. Я даже и не задумывался о таких вещах, как температура воздуха. Однако, оказавшись в Афинах, на этой испепеляющей жаре, я как-то засомневался. «Греки правы, — думал я. — Надо быть полным психом, чтобы решиться на такое». Но сделанного не воротишь, я уже выпендрился: пообещал пробежать оригинальную трассу и написать об этом статью. Более того, я уже прилетел в Грецию, и теперь мне предстояло ответить за свои слова. Пути назад не было. Я отчаянно соображал, как бы избежать обезвоживания и теплового удара, и наконец решил, что правильней всего будет покинуть Афины утром, затемно, и прибыть в Марафон прежде, чем солнце достигнет зенита. Потому что чем позже я стартую, тем жарче будет бежать. В итоге получилось совсем как в рассказе «Беги, Мелос!»[4]: я в буквальном смысле соревновался с самим солнцем.