— Мы его спасем?..

— Ты спрашиваешь, как будто сам не понимаешь, чем занимался Моран! Бог мой, Пейджет, да Моран показал себя человеком, который даже солдата со своей матери не стащит, а ты говоришь о спасении! Нет, у нас сейчас другие проблемы. Если бы Моран не знал столь многого, я бы махнул рукой, послал бы его ко всем чертям и не стал бы даже заморачиваться. Но ему слишком многое известно. И если он решит, что это ему поможет, то сдаст Лейстрейду или другим всех и все.

На лице Мориарти медленно проступила улыбка. Вроде бы радостная, дружеская, но лицо изменилось как-то странно, словно за улыбкой показался другой лик. Лик злобной горгульи.

— Думаю, в каком-то смысле это можно назвать спасением, — продолжал он. — Спасением для всех нас. Но в первую очередь для полковника Морана.

Спир посмотрел на хозяина, серьезно и без улыбки.

— Вы имеете в виду, что нам надо помочь полковнику, пока до него не добрались другие.

— Вот именно, Спир. И намного раньше. Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Вполне возможно, что прямо сейчас полковник выкладывает полицейским все, что знает обо мне, об этом месте, о нашей семье, нашем влиянии, планах, делах, заведениях. Ему нужно закрыть рот. А уж потом придется заняться нашим делом в Уайтчепеле.

— Разобраться с Культяшкой, — уточнил Эмбер.

— Нужно будет послать экзекуторов.[25]

Пейджет кивнул — он прекрасно понял, к какого рода действиям им придется прибегнуть.

— Экзекуторы — это только часть нашей операции. Надо пользоваться и другими методами. — Мориарти взглянул на Спира. — Я хочу, чтобы ты навел справки насчет Морана. Где он сейчас, кто с ним, какие полицейские его допрашивают, когда его доставят в суд, какой у него распорядок дня. Все это нужно узнать быстро. Как говорится, куй железо, пока горячо. Ты, Пейджет, — он ткнул пальцем в своего «гвардейца», — возьми дюжину надежных парней покрепче. Пусть будут наготове. Выясни также, может ли Элтон встретиться со мной завтра рано утром. В каком-нибудь таком месте, где нас точно никто искать не станет. Я знаю Элтона, он может, когда захочет, показать себя почти джентльменом, так что пусть будет «Кафе Ройяль». В семь утра. Внуши ему хорошенько, что он должен выглядеть безупречно. Мне придется замаскироваться. Постараюсь выглядеть, как прежний Мориарти. А он пусть постарается не выглядеть надзирателем.

Пейджет кивнул.

— Напустим экзекуторов на людей Культяшки?

— На некоторых. Эмбер, отправишься в Уайтчепел, возьмешь с собой бродяг Паркера, пройдетесь по пивным, ночлежкам, притонам. Нам надо знать основных людей Культяшки, самых лучших, где-нибудь с полдюжины.

Эмбер ухмыльнулся, показав неровные пожелтевшие зубы.

— Сделаю.

Мориарти несколько раз перевел взгляд с одного из своих подручных на другого. Глаза его блестели.

— Преподадим урок тем, на кого Культяшка рассчитывает, тогда, думаю, он и сам станет покладистым и прислушается к голосу рассудка.

— А что этот голос ему скажет? — поинтересовался Спир.

— Я намерен убрать Культяшку с наших улиц и из наших заведений, убрать от наших людей. Когда мы накажем его парней, я сделаю предложение, от которого ему будет трудно отказаться.

Все пятеро рассмеялись.

Пятница, 6 апреля 1894 года

До кровати Мориарти добрался лишь незадолго до утра, но уснуть сразу не получилось. К усталости, вполне естественной после долгого трудового вечера, добавились злость и раздражение: за время вынужденного пребывания на континенте его деловыми интересами в Лондоне никто толком не занимался, в результате чего бизнес оказался в значительной степени подорванным. Мало того, с арестом Морана вся ситуация катастрофически ухудшилась. Особенно же злило то, что район Уайтчепела перешел под крыло таких жалких, никчемных личностей, как Майкл Культяшка и Лорд Питер.

В те далекие дни Мориарти использовал Уайтчепел и Спитлфилдз в качестве тренировочной площадки, сборного пункта и места, где делались деньги, пусть и не очень большие. Добиться этого в огромном, отравленном нищетой и пораженном язвой преступности районе было нелегко, но лет за восемь или девять ему это удалось. Причем удалось с помощью Морана, тогда совсем другого человека — энергичного, активного, решительного. Многое с тех пор забылось, но в память крепко засели события 1888 года.

Уайтчепел и прилегающие районы были теми местами, где зло зарождалось, росло и расцветало буйным цветом, отравляя все вокруг. Именно здесь, в сердце проклятой зоны, Мориарти смог собрать группу сторонников, сколотить маленькую криминальную армию, обязанную ему мелкими услугами и одолжениями, готовую служить с исключительной верностью, потому что только он мог облегчить их лишения и страдания, и поставлять любые сведения за минимальную плату деньгами или продуктами. Переменчивое население этой части Лондона, к востоку от Сити, быстро поняло, что приверженцы профессора Мориарти более многочисленны и пользуются заметными преимуществами по сравнению со сторонниками, например, христианских социалистов, периодически распределявших благотворительные подачки из таких мест, как Тойнби-Холл.

Власти произносили высокопарные речи, выдвигали планы переустройства, обновления и развития социальной помощи в районах, прилегающих к Уайтчепелу и Спитлфилдзу, но сделано было немного. А потом, осенью 1888-го, место, бывшее для Мориарти источником пополнения криминальных рядов, стало ареной настоящего ужаса, улицы, переулки и дворы Уайтчепела подверглись нашествию полиции и привлекли пристальное внимание озабоченной публики.

Мориарти жил тогда неподалеку от Вест-Энда, в большом доме возле Стрэнда. Пейджет и Спир жили с ним, уютно расположившись в крыле для прислуги, где и работали с другими членами банды.

Первую весть о грозящей Уайтчепелу беде принес Спир. Он отправился туда по делам: предупредить или принять карательные меры в отношении нескольких наглецов, досаждавших в последнее время Сэлли Ходжес. Уйдя вечером, Спир отсутствовал всю ночь и возвратился только на следующий день, в пятницу, 31 августа, около одиннадцати часов утра. Пройдя сразу же в кабинет Профессора на первом этаже, он объявил буквально следующее: «Полли Николс перерезали горло. Ее нашли на Бакроу этой ночью, в полтретьего».

Полли Николс, невзрачная, неряшливая женщина сорока двух лет, опустившаяся вследствие пагубного пристрастия к алкоголю на самое дно восточного Лондона, жила в меблированной комнате и торговала собой на улице, перебиваясь с хлеба на воду. Мориарти знал ее лишь потому, что в одном или двух случаях женщина оказала ему и его подручным небольшую услугу: передала кому-то какое-то сообщение.

— Придется применить строгие меры к соплякам, — такой была первая реакция Мориарти. — С прошлого Рождества это уже четвертая.