Она повернула к нему лицо, слишком потрясенная, чтобы произнести хоть слово.

— Вы очень добры, — наконец пролепетала она.

Он сочувственно улыбнулся Байрони, по крайней мере ей хотелось думать, что его улыбка была такой — было трудно различить в слабом свете, исходившем от висевшего над океаном полумесяца.

— Я презираю несправедливость. Мне нужно поговорить с вами, Байрони, и тогда вы сможете судить о том, насколько я в действительности добр.

В ответ на эти мягко произнесенные слова она повернулась к нему, нервно облизывая языком нижнюю губу.

— Да, Айра? — Не скажет ли он ей, что уже пора начать их брачную ночь? Ее пробрала дрожь, и она застыла в ожидании.

Он еще немного помолчал и наконец заговорил:

— Познакомившись с вами, я понял, что вы, к счастью, очень добрая девушка. Я имею в виду, отзывчивая и чуткая. Я понимаю, что вы вышли за меня замуж не по любви, Байрони, но и не из-за моего богатства. Что до меня, то я полюбил вас, очень полюбил, но не собираюсь торопиться или торопить вас с…

Он замолчал, и она увидела, что его лицо сильно побледнело, а пальцы опущенных рук то сжимались в кулаки, то снова разжимались. Нахмурившись, она ждала продолжения.

Он повернулся к Байрони, и чуть заметно улыбнулся.

— Видите ли, Байрони, я должен просить вас о величайшем одолжении и молю Бога о том, чтобы услышать от вас необходимый мне ответ.

— Да? — Голос Байрони слегка дрожал, она чувствовала себя как никогда смущенной.

— Я говорил вам о моей сводной сестре Ирен. Я ее фактически вырастил. Наши родители умерли, когда ей исполнилось всего четырнадцать лет. Кроме меня, у нее не было никого на всем свете. Как нет никого и теперь.

Чего он от нее хочет? Заверения в том, что она не возражает против того, чтобы его сводная сестра жила вместе с ними? Обещания, что она полюбит Ирен и будет к ней добра?

Айра глубоко вздохнул, и сказал:

— Несколько месяцев назад Ирен связалась с одним человеком. Я узнал об этой.., связи, когда было уже слишком поздно. Видите ли, этот человек женат. Он лгал Ирен, соблазнил ее, и теперь она ждет ребенка.

Байрони во все глаза смотрела на него. Она слышала боль в его голосе и понимала, насколько глубока его любовь к сестре.

— Я.., мне очень жаль, Айра. Бедная Ирен!

— Вы теперь моя жена, Байрони. Я знаю, вы боитесь меня, как мужа, боитесь, что я предъявлю свои супружеские права. Да и как иначе? Вас вырастила незамужняя тетка, не доверявшая ни одному мужчине, и жестокий тиран-отец. Клянусь, я не стану вам навязываться силой. Но одолжение, о котором я прошу, свяжет меня с вами и наполнит бесконечной благодарностью до моего смертного часа. Я прошу вас согласиться на то, чтобы будущий ребенок Ирен считался нашим, чтобы вы спасли мою бедняжку сестру от скандала, который отозвался бы не только на ней, но и на нас с вами. Я прошу вас сделать так, чтобы все думали, что вы беременны, а потом, после рождения ребенка, обращаться с ним как с вашим собственным.

Значит, в Сан-Диего привели вас вовсе не мои прекрасные глаза? — тут же подумала она. Недобрая Байрони…

— Значит, — тихо проговорила она, — единственной причиной нашего брака является спасение Вашей сестры.

— Да.

Свобода от мужских притязаний. Свобода оставаться самой собой, неприкосновенной.

— Как это осуществить, Айра?

Как разумно и логично прозвучали ее слова! Она почувствовала, что у него словно гора с плеч свалилась.

— У меня есть дом в Сакраменто. Я провожу вас с Ирен туда сразу же по прибытии в Сан-Франциско.

Вы будете находиться там семь месяцев или около того, а потом возвратитесь домой. Боюсь, вам будет немного одиноко и вы будете чувствовать себя связанной в течение этого времени, но альтернативы не вижу. Никто не должен знать, что ребенка носит Ирен, а не вы.

— Я.., я не знаю. Это представляется оскорбительным, невозможным!

— Кроме того, я боюсь за жизнь Ирен, — тихо проговорил он. — Она терзается сознанием своей вины. Боюсь, она может попытаться убить себя.

Байрони посмотрела за борт на спокойную воду.

Был штиль. Полумесяц играл серебряными бликами на гребнях едва заметных волн. И опять перед нею встал вопрос: есть ли у нее выбор? Почему он ждал свадьбы, чтобы только потом сказать ей об этом? Впрочем, это не имело значения, ведь выбора не было.

— Вы спасли меня от жалкого существования в доме отца, — наконец заговорила Байрони. — Я сделаю это для вас и для Ирен. Деньги, которые вы будете посылать отцу каждый месяц, защитят мою мать от приступов его гнева. Да, я теперь многим обязана вам, Айра. — Она протянула руку, и он тепло пожал ее, трепеща от облегчения.

— Спасибо, — сказал он.

* * *

Брент взъерошил мягкие черные локоны Селест и поцеловал ее курносый нос.

— Возможно, вы теперь запомните мое имя, топ amour ?

Перед тем как перекатиться на спину и положить руки под голову, он наградил ее сверкающей улыбкой.

— Я знаю, кто ты, Селест.

Он почувствовал, как ее пальцы заскользили по его груди и ниже.

— Селест отдает вам все, да? Так кто же она, гризетка , чье имя вы шептали мне на ухо?

— Неужели француженки такие злопамятные? — спросил Брент с дразнящей ноткой в голосе. И весь напрягся, когда ее пальцы сомкнулись вокруг него.

— Я думаю, это было не очень вежливо с вашей стороны.

— Забудь об этом. Она для меня ничто — так, мечта, воспоминание. Одним словом, ничто…

— Ха! Мечта, живущая в вашем сознании, это вовсе не ничто. Но Селест поможет вам забыться, да?

— Может быть, на час, — сухо возразил он. — Я всего лишь мужчина, Селест. Дай мне время собраться с силами.

Брент по-прежнему не мог поверить, что выкрикивал ее имя в порыве страсти. С чего бы? Она была только мечтой, смутным воспоминанием, нежным призраком. Он не лгал. Она, возможно, не была гризеткой, как ее назвала Селест, но тем не менее она в любом случае продастся. Какому-нибудь богачу, глупому богачу, который захочет иметь юную жену. Он на мгновение будто окаменел, представив себе, как руки старика гладят ее юное тело. Дьявол побрал бы всех женщин! Или у него такая судьба — тянуться к таким женщинам, как Лорел? Он, слава Богу, за последние десять лет научился оставлять их, до того как они могли бы его ранить. Разозлившись на себя, Брент повернулся к Селест и принялся возвращать ей изощренные ласки, которые она ему дарила.

— Ах, — шептала она, притягивая его к себе. — Вы не просто мужчина, Брент. Вы делаете такие изумительные вещи…

— Да, — согласился он. — Да.