Протоколы заседаний высших органов и «узких» коллегий Цека единой РСДРП (РГАСПИ, ф. 17, on. 7) не полны, что затрудняло оперативную деятельность высшего партийного руководства и накладывает отпечаток на современные исторические исследования. Еще на III съезде РСДРП 1905 г. В.И. Ленин заявил: член ЦК Л.Б. Красин «как будто что-то вспоминает об утверждении Казанского и Кубанского комитетов, но так как архив утерян, то не может установить этого, а потому фактического значения его воспоминание не имеет». Подобных «Источниковых лакун» за дореволюционный период более чем достаточно, что требует привлечения дополнительных источников.

Протоколы заседаний ЦК РСДРП(б) — РКП(б) и его Бюро (помимо публикаций — РГАСПИ, ф. 17, on. 2) содержат информацию об основных направлениях деятельности высшего большевистского руководства, в ряде случаев — о взаимоотношениях вождей партии. К сожалению, в большинстве протоколов не зафиксирован даже состав участников заседаний. С появлением стенографических отчетов цековских пленумов (1924) наши знания расширяются в разы. Именно в этом объяснение того факта, что в массовом историческом сознании внутрипартийная борьба в 1920-е гг. до сих пор противопоставляется безоблачному «единству» руководящего ядра РКП(б) — организатора побед Красной армии над внутренними врагами и интервентами в годы Гражданской войны. В 1920-е гг. на пленарных заседаниях большевистского Центрального комитета его члены постоянно обращались к событиям ленинского этапа партийной истории, поэтому стенограммы заседаний 1924 и последующего годов — ценный источник по истории внутрипартийной жизни более раннего периода.

Протоколы заседаний ЦК РСДРП(б); ЦК РКП(б) — ВКП(б), его Политбюро, Оргбюро, Секретариата[12], Центральной контрольной комиссии и отчасти Центральной ревизионной комиссии и приложения к ним[13], а также материалы «особой папки» Политбюро как документы высшей формы секретности представляют собой массивный корпус источников, содержащий информацию о персональном составе высшего большевистского руководства и многогранной деятельности этого руководства.

Из дошедших до нас стенограмм заседаний высших органов РКП(б) — ВКП(б) и их узких коллегий основным источником по изучению истории большевистской верхушки являются, естественно, стенограммы заседаний ЦК и его Политбюро, поскольку заседания Оргбюро начали изредка стенографировать в то время, когда этот орган превратился в бюрократическую ширму сталинского Секретариата, ЦКК так и не превратилась в «настоящую [курсив наш. — С. В.] контрольную комиссию» и так и не стала проверять, «действительно ли ЦК» был проводником «в жизнь всех постановлений съезда», а Ревизионную комиссию не пускали не то, что на заседания Политбюро, но даже на пленарные заседания Центрального комитета, только в 1922 г. В.П. Ногин (человек, которого в 1917 г. Г.Е. Зиновьев назвал «основателем нашей партии», принадлежавшим «к пионерам ее») и его товарищи по Ревизионной комиссии не без труда выторговали себе право присутствовать на заседаниях Оргбюро ЦК)[14].

При В.И. Ленине «никогда по серьезным вопросам, а тем более по вопросам, касающимся рассылки повестки заседаний членам ЦК, ничего не делалось без согласования с Политбюро». Чуть ли не единственное исключение сделал в период своего последнего конфликта с вождем И.В. Сталин.

Важно подчеркнуть, что появление в 1920 г. первых стенографических «отчетов» о заседаниях ЦК РКП(б) и его Политбюро, а именно — дневниковых записей секретаря и члена Центрального комитета Е.А. Преображенского за 4 мая — 24 сентября — было обусловлено соображениями внутрипартийного противостояния между ленинским большинством, навязавшим наступление Красной армии на Варшаву, меньшинству ЦК (Л.Д. Троцкому, А.И. Рыкову, М.И. Калинину и Е.А. Преображенскому), предостерегавшему товарищей от заведомо провального шага. Правда, к своеобразной «стенограмме», составленной Е.А. Преображенским, следует относиться сугубо осторожно, поскольку даже в официальном протоколе секретарь и член ЦК РКП(б) умудрился допустить фактическую неточность — правда, в записи решения не по польскому вопросу, а о письме А.А. Брусилова с призывом к бывшим генералам и офицерам: на ошибку Е.А. Преображенскому указал в специальной записке В.И. Ленин.

Вопрос о необходимости стенографирования заседаний высшего руководства РКП(б) был впервые публично поставлен видным оппозиционером-децистом, ответственным сотрудником Секретариата ЦК В.Н. Максимовским, принимавшим активное участие в работе Оргбюро, на Десятом съезде РКП(б) 1921 г. — если быть точным, речь тогда шла о пленарных заседаниях Центрального комитета[15]. Усилившееся во времена борьбы руководящего ядра ЦК партии с группой демократического централизма и Рабочей оппозицией недоверие к вождям подхлестнуло неосторожное признание В.И. Ленина: «Идиот, кто верит на слово».

Первый Пленум ЦК, на котором велась официальная стенограмма и был издан — пусть и ограниченным тиражом — стенограф. отчет, состоялся 14–15 января 1924 г. Да и то практически сразу М.В. Фрунзе предложил Пленуму «дать некоторую информацию». Председательствующий Л.Б. Каменев удостоверился, что «возражений нет», и предоставил слово Ф.Э. Дзержинскому с указанием аппаратчикам: «Стенографировать не нужно». В результате в стенографическом отчете красуется напечатанная курсивом ремарка: «Речь тов. Дзержинского не стенографировалась»Под занавес заседания Л.Б. Каменев предложил «рассмотреть вопрос о кредитах военному ведомству». И вновь ремарка: «Обсуждение вопроса о кредитах военному ведомству не стенографировалось».

Официальная фиксация прений на заседаниях большевистского ЦК, Политбюро и ЦКК в 1920-е г. преследовала несколько целей, но первая осталась главной: стенограммы были важным орудием внутрипартийной борьбы. Именно по этой причине официальное стенографирование заседаний созданной только в 1920 г. Контрольной / Центральной контрольной комиссии (ЦКК) началось как минимум на два года — в сезон 1921/22 г., между X и XI съездами РКП(б) — ранее, чем официальное стенографирование пленарных заседаний Центрального комитета (январь 1924 года). По меткому заявлению члена ЦКК Я.А. Яковлева (1925), «одним из величайших врагов наших вождей являются стенографистки. Если бы не было стенографисток, которые записывают каждое слово, и если бы над каждым словом, собственноручно записанным, приходилось больше подумать, то, может быть, многое из того, что родит дискуссии […] исчезло бы».