* * *

С утра следующего дня отец Фёдор и Димитрий отправились в поморскую обитель. Ехали быстро, дорога, довольно сухая и пригодная к проезду в летнее время, не чинила препятствий, и через пару часов путники достигли своей цели. Не единожды бывавший в торговые дни в Выгорецкой обители Димитрий сразу заприметил царившее здесь запустенье. Торговые ряды были заброшены. Видно, что давно уже здесь не занимаются торговлей. А ведь прошло всего года три-четыре, как он бывал здесь, и тогда уже был заметен упадок, но видимое им зрелище было удручающим.

Нет многолюдья на улицах, нет спешащих монахов, будто и людей навовсе не осталось в городище! И всё-таки появление «новых приезжих» заставило любопытствующих выйти за ворота и вопросительным взглядом провожать их вослед.

– Видно, давненько сюда никто не езживает, батюшка Фёдор? Даже пара пришельцев удивление вызывает у старожилов, – обратился Димитрий к деду, называя его «батюшкой», как было принято прилюдно величать.

– Да, давненько к нам уж никто не заезживает. Сами по себе живём, как можем. Торговать нечем, покупать не на что. Вот так-то, внучек. Беднеет наш народ, а куда податься? Везде царёва власть достанет. Так-то ведь и живём, держимся друг за дружку, концы с концами сводим кое-как.

– А я вот тебя не спросил давеча, дедушка, а с Сибири не было гонца али какого известия? – вспомнив про отъезд Матвея Афанасьевича, обратился с вопросом Димитрий к отцу Фёдору.

– Да что ты! Что ты! Рано ещё ожидать известий из-за Камня! Не пришёл срок. Хорошо бы ужо добрались до места. А ты говоришь – известия! А то, может, сгинули где в пути! Не дай-то бог! – перекрестившись, ответил Фёдор.

– Ну вот, кажись, и приехали, и старцы на месте, однако. Служба-то к обедне ещё не началася. Как раз приехали, – остановив лошадей, запряжённых в лёгкую повозку, произнёс Фёдор Афанасьевич.

Разместив лошадей от летнего солнца под навесом и бросив им овса, отец Фёдор и Димитрий вошли в молитвенный дом. Во внутреннем помещении, кроме нескольких святых отцов, никого не было.

– Святые отцы, здравия вам и защиты от Господа нашего Бога. Вот привёз я вам внука своего Димитрия. Как уговаривались, приехал он с вестью из московских мест, из Патриаршины. Зовёт к себе наших крестьян и вас, святые отцы, на житие. Да он сам всё и скажет об энтом, – обратился к духовным старостам Фёдор Афанасьевич.

Присев на стоящие в молельне лавки, Димитрий рассказал о жизни поморских общин на Патриаршине. Поделился он и своими сомнениями по поводу близости Москвы и царёвой власти. Его выслушали с большим вниманием. Поблагодарив за вести, старцы долго обсуждали новости.

– Обскажем мы всё народу своему, каждый в своём ските, и ты, отец Фёдор, тоже извести крестьян. Пусть люд сам решает: оставаться или уходить. Мы же останемся на наших святых землях, где жизнею за веру нашу и благочестие стоял святой Аввакум. Неволить людей не будем. Сколь времени у нас до отправу на Патриаршину, Димитрий? – обратился самый старый духовник к Димитрию.

– Дён семь, отче, не больше. Лето на закат пошло, дожди начнутся, дороги будут непроезжими. Торопиться надо с возвращением.

– Хорошо, Димитрий Петрович, с утречка через семь дён будут в вашем скиту подводы с желающими уехать с вами. Не обессудь, сколь будет, столь и будет, мало кто сдвинется с насиженного места.

– Быть по сему, отче, – с поклоном завершил речь посланник из Патриаршины.

Слегка отведав лёгкой закуски и испив ядрёного квасу, дед с внуком поехали в обратный путь. В дороге долго обсуждали они услышанное, говорили о предстоящем возвращении в московские земли.

* * *

Настал день отъезда. Солнце уже перевалило на вторую половину лета. Однако дни стояли хорошие. Самая пора работная у землепашцев. Димитрий тоже волновался за домашних, о том, как они успевают управляться без него, хотя батюшка дома, посему всё будет исполнено как надобно. Димитрий Петрович понимал, что бросить в летнее время хозяйство решится мало какой крестьянин, но зимой путь был рисковый. Посему, поразмыслив, кампания всё-таки началась летом.

К назначенному сроку поутру возле ограды усадьбы Фёдора Афанасьевича стоял обоз с десяток не более телег. Как оказалось, всего четыре семейства со всего общежительства решились на переезд. Готовый в дорогу обоз тронулся, провожаемый селянами и сородичами, сопровождался напутствиями старших, причетами оставшихся близких. Разрывались семейные узы, что всегда вселяло страх неизвестности: что там далее ждёт отъезжающих и остающихся? Свидятся ли они ещё когда-нибудь или нет? Кто ж его знает! Никому не ведомо, никто не ответит на этот вопрос.

К концу лета Димитрий Петрович с четырьмя семьями переселенцев возвратился в родное село.

* * *

За пару месяцев, успев до начала зимы, переселенцам мастерами общины были поставлены дома. Новые общинники обзавелись домашней скотиной, возделали, приготовив к зиме, выделенные земельные наделы. Прибывшие семьи значительно пополнили поморскую общину. Жизнь пошла своим чередом.

Так вот и случилось, что семья Тихона Савельевича Зыкова, разделившись на три ветви, многое сделала для сохранения старого благочестия и веры. Через десяток лет после известных событий, связанных с освоением русской земли, из-за Камня вернулись посланники новой поморской общины, осевшей и заложившей несколько новых сёл в далёкой Сибири, у подножия Алтайских гор. И вновь гружёные обозы из северной русской земли пошли за Камень, надеясь в далёкой Сибири уйти от царской власти и сохранить веру, живя по заведённому их предками укладу.

Патриаршина поддерживала связь с Выголексинским общежительством вплоть до его полного исчезновения в 1855 году, при государе Николае I.

Шёл 1890 год. Выпал первый снег. Позади полевые работы, хлеб – в закромах, заготовлены корма для зимовки скота. Богаты и привольны сибирские деревни. Село Луговое, расположившееся на плодородных землях Алтая, было одним из таких. В Луговом хозяйства всё крепкие, дома добротные, а если уж встречалась завалюха, то, верно, пьяница жил. Но последних было мало. Луговчане – из староверов. Когда-то на берегу речки Луковки, небольшой, но по вёснам широко разливавшейся, питавшей прилегающие заливные луга, располагался раскольничий скит. Его обитатели, святые старцы, не только веру блюли, но и промышляли, приторговывали, чем могли. Луговое и поныне считают промысловым, купеческим селом. По осени свадьбы играют. Погудят мужики неделю-другую, а затем в город Барнаул, да малость подале, в Кривощёково, на ярмарки торговые обозы налаживают.

* * *

В доме у Самсона Зыкова и не поймёшь, к чему готовиться: то ли к свадьбе, то ли к проводам в солдатчину, – и то и другое обрушилось на семью. Зыковы – хозяева видные, землепашцы. Сыновья подросли – делу подмога. Призывной набор нынче лёг на Луговое. Двоих новобранцев на бесконечную долгую службу царю и Отечеству собрать надо. Одного Зыковы должны отправить. Все думки передумал Самсон Дмитриевич, сколько ночей не спал, но всё-таки решил судьбу младшего – Григория.