Тот осмотрел все так же критически. Нож был средненький. Но железо хорошее, заточен прилично, рукоятка удобная. Для Геральта по крайней мере.

— Ну-ка, прикинь к руке. — Он вложил рукоятку в ладонь Синтии. — Усиль хват…

Пощупал, пригляделся.

— Рукоятка толстовата. Но пойдет — отшлифуешь на стоянках. В карман.

Нож перекочевал на бедро Синтии.

— Ружья… Тут и думать нечего, вот эта помповуха. Как раз под тебя. Повернись.

Карман и лямки под ружье на костюме Синтии имелись и под выбранную помповуху подходили вполне.

— Три дюжины патронов к ружью, три обоймы к «Шульге» и с оружием все…

— У меня еще метательные ножи, — сообщила Синтия. — И револьверчик.

— Это — твое дело. Хочешь, бери, хочешь — выбрось. Каждый ведьмак обязан иметь ружье, пистолет и нож. Остальное — по вкусу. Поехали по вещам. Третье. Что третье?

Синтия встретилась глазами с Геральтом и пожала плечами.

— Аптечка, — сказал ведьмак и назидательно воздел палец. — Стандартной вполне хватит.

— А у тебя нестандартная? — немедленно заинтересовалась Синтия.

— У меня ведьмачья.

— Так почему же мне стандартная? — с некоторой обидой спросила она.

— Потому что ведьмачью тебе неоткуда взять. Это раз. И потому что ведьмачьи препараты тебя убьют — ты ведь не проходила испытание. Это два.

— Понятно.

Служанка даже не дождалась команды от хозяйки — аптечка заняла место рядом с ноутбуком.

— Четвертое. Предметы гигиены. Зубная щетка, паста, чистое белье. Полагаю, тебе не помешают еще и прокладки. Полотенце не нужно. Не нужна также и косметичка — зуб даю, она у тебя размером с чемодан. Можешь забыть и о фене — это ведь коробка с феном, во-он в сумке? Да? Так вот, фен и косметичка в предметы гигиены не входят.

— Но…

— Никаких «но». Не согласна — до свидания.

Синтия решительно шагнула к сумке, порылась там на пару со служанкой и присовокупила к уже отобранным вещам пакет размером с рюкзачок Геральта.

— Уменьшить втрое, — безжалостно велел ведьмак.

Синтия выполнила и это. Когда она встала, из пока еще подкрашенных глаз ее текли слезы. По пока еще подрумяненным щекам.

— И не реви. — Геральт не знал жалости. — Чудовищам все равно, как ты выглядишь.

— Но ведь живым не все равно, — тихо возразила Синтия.

— Зато тебе все равно, что думают о тебе живые. Безразлично тебе это, поняла? Без-раз-лич-но. С сегодняшнего дня.

— Я поняла, — прошептала полуорка.

Наверное, она действительно поняла. Но слез не стало меньше.

— И еще одно запомни. Вероятно, ты полагаешь, будто мне тебя жалко. Что я — всего лишь строгий учитель, который поступает сурово лишь оттого, что есть такое слово «надо», а в душе он добренький и несчастную девочку жалеет. Так вот, чушь все это. Ничуть мне тебя не жаль. Моя жалость умерла много лет назад в Арзамасе-шестнадцать. И потихоньку привыкай, что твоя жалость тоже умрет — где-то там, впереди, в походе. Умрет жалость, сострадание, все умрет. Останется только умение ведьмака и безразличие ко всему, кроме города.

— Я запомню, — пообещала Синтия.

«Надо же, — подумал Геральт. — Упорная. Не отступается. Ладно, поглядим, что ты запоешь через недельку».

— Что пятое? — робко спросила Синтия, утирая слезы рукавом.

— Платочек можешь взять, — проворчал Геральт. — Зачем рукавом-то… Пятое. А пятого и нету. Ведьмаку в пути больше ничего не нужно. Хотя стоп: если есть деньги — возьми, сколько посчитаешь нужным. Деньги никогда не мешают. Теперь упакуй отобранное в рюкзачок. Да сама, сама, служанки у тебя в пути не будет. Пакет с мягким — к спине. Потом ноутбук, вертикально, портами вверх, дисководом и сидюком вниз. Так, хорошо, надевай… Эх, дурья башка, ружье-то сними сначала, потом заново пристегнешь. Ружье тебе придется чаще брать в руки, чем рюкзачок снимать. Вот… Вот… Другое дело. Ботинки новые?

— Почти.

— Ноги не натрешь?

— Нет. Это «Монтрей».

— Ну смотри. Ждать не стану. Попрыгай-ка. Что громыхает? Перепаковывайся. И не гляди так, несвоевременный звук тебя погубить может.

Геральт заставлял ученицу перепаковывать рюкзачок трижды и лишь после этого остался доволен.

— А… — робко начала Синтия.

— Что?

— Еды мы с собой не возьмем?

— Не возьмем. Добудем в дороге.

Синтия покорно кивнула, хотя было видно, с каким трудом дается ей эта покорность. Возможно, наедине с Геральтом она и не кипела бы так, но на виду у прислуги вытерпеть придирки Синтии было, конечно же, очень трудно, будь придирки хоть сто раз справедливыми.

Однако она стерпела. И новоявленный учитель счел это добрым знаком.

— Геральт, — обратилась Синтия к ведьмаку, когда тот повернулся к выходу и собрался идти. — Не подумай, что я ною. Я просто понять хочу. Объясни, почему мы не поедем на машине?

— Потому что из окна машины ты много не увидишь. Ведьмак должен чувствовать свой город. А для этого нужно измерить его ногами. Вдоль и поперек. Все. Пошли. Кстати, учись уходить не прощаясь. Отныне тебе придется чаще всего поступать именно так. Если, конечно, ты не сломаешься и не сбежишь.

— Не сбегу, — упрямо сверкнула глазами полуорка. — И не сломаюсь. Даже не мечтай.

— Жаль, — вздохнул Геральт. — Так было бы проще. Все, пошли.

И, не оглядываясь, шагнул за ворота.

Минут двадцать они шли молча. Синтия сразу подхватила экономный темп ходьбы ведьмака — так можно, не уставая, топать весь день, причем довольно быстро, километров шесть-семь в час. Разумеется, по ровной местности. По какой-нибудь свалке или заводской ростовой площадке так не походишь. А по дороге — вполне.

— Геральт, — сказала Синтия, ловко подстраивая слова в такт дыханию и шагам. — Я хотела, чтобы ты сопроводил меня на юг, на Матвеевский танковый полигон. Пешком мы будем долго идти.

Ответил ведьмак не сразу и при этом снова не подумал обернуться.

— Мнится мне, неспроста ты на этот полигон нацелилась. Что-то ты там удумала совершить. Героическое. Так вот: пока мы туда доберемся, я надеюсь тебя кое-чему обучить. По крайней мере самому необходимому. Если ты окажешься способной ученицей, ты откажешься от своего замысла. А если не откажешься… Что ж…

— Что — «что ж»?

— На месте и решим, — уклонился от ответа Геральт. — Видишь ли, если существует хоть малейшая возможность уклониться от нежелательного столкновения с кем угодно — машиной или живыми, — настоящий ведьмак непременно ею воспользуется.

— Даже если его назовут при этом трусом?