– А вам спасибо за компанию, – пропела она ему вслед. – Вы заходите еще. Как время выберете. Мы будем вам весьма рады.

– Хорошо. Зайду, – кинул он через плечо, спускаясь вниз. И добавил: – Я еще завтра зайду.

Покинув территорию имения, Самохваленко буквально перевел дух. Как же?! Ну, как так получилось? Что с ним произошло? В присутствии этой крали он сделался совершенной размазней. Тряпкой. Что он скажет товарищу Тупину? Хозяев не было дома? Идиотство. Ведь это просто позор! Нет, завтра он действительно придет еще раз. Только теперь уже не поддастся своим низменным желаниям. Нужно идти подготовленным. Морально. Да и физически… А что? Переспать сегодняшнюю ночь с какой-нибудь сельской девкой на сеновале. Почитай, уж пару месяцев у него ничего такого не было. Глядишь, поубавится дурных мыслей. Да с ним любая тут пойдет. То не проблема. Проблема в другом. Как бы опять соплей не распустить перед Анной? Как не начать жалеть ее? А ведь и впрямь жаль. Вон рассказывает, брат на фабрику подался, дружбу с простым людом водит. Отец в школе тут учительствует. Видать, не плох, коли медом угощают. Сами вон на огороде пашут, да и инвалид малолетний с ними. Это все ж не те господа, что в Париже. Чего у них брать-то? Поди, уж ничего и не осталось. Иначе бы сбежали давно. Но как быть? Товарищ Тупин приказал искать. А ему виднее. Зря брехать не станет.

Рассуждая таким образом, Аркадий дошел до своего дома. Там же продолжалось веселое похмелье. Снова играла гармонь, звучали песни горластых баб-соседок. В общем, праздник полным ходом.

Эх, напиться, что ль, впрямь?! Вот уж нелегко. Нелегко быть представителем власти. И, залихватски сдвинув на затылок фуражку, Аркадий ввалился во двор. Присвистнул и пошел к столу плясом, поднимая сапогами пыль под всеобщее одобрение. А вон и Катька – дочь пастуха Иваныча. Сиськастая, дородная. А главное, податливая. Вот с ней-то и можно закрутить на сегодня. И, ловко перемахнув ногу через лавку, Аркадий уселся рядом с ней:

– Что, Катюха, выпьем?

– А чаво же не выпить?! – засмеялась она и подвинула к нему четверть мутного самогона. – Наливай. И про меня не забудь!

Самохваленко взял чей-то засаленный стакан. Налил до краев себе, плеснул и Катерине:

– Не забуду. И не обижу, родная.

* * *

Заслышав шаги Галины, Михаил напрягся. Хоть и знал, что их встреча неизбежна, но как будто так и не был к ней готов. Вот о чем сейчас говорить? О Даше? Но, судя по настрою дочери, ситуация только ухудшится. Казалось, вот уже сейчас он все узнает, они нашли общий язык, отогрелись друг возле друга, а тут – нате вам. Но нельзя показывать девочке свое недовольство. Наоборот, придется встать на сторону Галины. Ребенок должен одинаково уважать своих родителей. Иначе так и станет метаться от одного к другому, каждый раз ища для себя личную выгоду.

– Ну, здравствуй, Миша, – первой поприветствовала она его, едва появившись в проеме кухонной двери.

И Родин отметил про себя: если бы встретил ее на улице, не узнал бы. Нет, не то чтобы она постарела. Какой там! Наоборот. Похудела, постройнела, переделалась в блондинку. Все бы ничего, но вот эта жуткая боевая раскраска на лице! Так, пожалуй, и для сцены не гримируются, изображая женщин далеко не тяжелого поведения. Какие-то ярко-синие тени до бровей, на ресницах куски туши, щеки размалеваны чем-то неестественно розовым, а венец всему – алая жирная помада на скривившихся в иронической улыбке губах. Похоже, баба в серьезном поиске. Или именно для него так приукрасилась?

– Здравствуй, – коротко кивнул Михаил, слегка привстав с места.

– Ничего себе макияжик! Надеюсь, это ты так для папы? – вслух подтвердила догадку Михаила Даша.

– Ну, чем она тут тебя кормит? – задала она вопрос, игнорируя некорректность дочери, даже не взглянув в ее сторону. И водрузила на стол целлофановый пакет. – А я вот тут пирожные купила. Заварные. Как ты любишь, или чего посерьезнее? Может, котлет пожарить?

Галина говорила так, словно они и не были в разводе, а продолжали жить семейной жизнью. Во всяком случае, пыталась вести себя естественно. Лишь некоторая нервозность в движениях выдавала ее волнение.

– Нет, спасибо. Даша вполне достойно меня угостила.

Дочь с благодарностью взглянула на него, а затем обратилась к матери, состроив недовольную рожицу:

– Да нам и пирожных твоих не надо. Мы сыты. Правда, папа?

Михаил не ответил, замечая, что назревает предпосылка для дамских шпилек. Так и есть. Галина не осталась в долгу:

– А ты бы вообще помолчала. Лучше бы со стола убрала, – и стала сама складывать грязную посуду в раковину.

– Может, пойдем прогуляемся? – обратился он к дочери, вставая из-за стола и не оставляя ей тем самым шанса на отказ. – Погода вроде ничего. Только оденься потеплее, – и двинулся в коридор.

– Хорошая мысль, – изображая радость, пропела Даша и пошла вслед за отцом.

Галина вышла за ними и, скрестив на груди руки крендельком, молча наблюдала за тем, как они одеваются. Дарья ускорила темп. Оттого замок на ее светло-розовой куртке никак не хотел застегиваться. Мать подошла к ней с целью помочь. Но она оттолкнула ее руку:

– Отстань. Я – сама.

– Ну, вот посмотри на нее, – обратилась Галина к Михаилу. – И так постоянно. Совсем совесть потеряла.

– Кто бы говорил, – едва слышно буркнула девочка, справившись наконец с неподатливой молнией. – Пошли, папа.

– Вы когда вернетесь? – обратилась она к Родину, рассматривающему потолок. – Миша, я тебя спрашиваю.

Он не знал, что ответить, поскольку вообще сюда не собирался возвращаться. Вид размалеванной Галины его раздражал. Да и не в этом даже дело. Просто не хотелось никакого с ней общения. Даже насчет дочери. Сам как-нибудь разберется. На выручку пришла Даша:

– Нагуляемся и придем.

– Зачем тогда просила меня прийти пораньше? – прозвучали нескрываемые ноты возмущения в голосе Галины.

– Но ведь ты сначала отказалась. Не так ли? Поэтому наши планы изменились, – парировала дочь, подталкивая отца к двери.

На улице заминусило. Оттого прежде сырой асфальт покрылся наледью. Дарья поскользнулась сразу возле подъезда, но Михаил ловко подхватил ее под локоть, не дав упасть. Она ойкнула и засмеялась:

– Спасибо. Ты еще раз подарил мне жизнь.

– Пожалуйста. Только пользуйся ею теперь с умом.

– А чего же такого неумного я делала раньше? – спросила она, беря его под руку, как жениха. Так они еще ни разу не прогуливались. Михаилу было это забавно. Совсем девчонка выросла.

– Ну, судя по последним событиям твоего бытия, я делаю выводы, что в твоей головенке поселилось если не безумие, то уж точно дурь. Ты уж извини, если обижаю.

– Вот. Ты хотя бы извиняешься. А мать…

– Давай не будем ее критиковать. Но если тебе интересно мое мнение, скажу: ты разговариваешь с ней совершенно непозволительно. Так нельзя, – нахмурил брови Родин, напоминая себе самому нравоучительного старика-брюзгу. – Это первое.