– Пообедайте, погуляйте, и садись за уроки, – сказала мама.

Я пообещал ей, что так и сделаю, и повесил трубку.

Но на душе у меня было тоскливо. Неизвестно, согласится ли мама с моей отметкой Кышу. И не отдаст ли его за всё, что он натворил, другим людям.

– Ты знаешь, что у тебя испытательный срок? – спросил я Кыша как можно строже.

«Знаю. Как же не знать. Р-рр! Думаешь, весело тут одному?» – проскулил Кыш.

– Не весело. Сам сидел один дома, когда гриппом болел, но я же не делал такого беспорядка в квартире!

Кыш промолчал. Мне показалось, что он не поверил. И правильно сделал. Я, когда болел гриппом и не ходил в сад, натворил ещё больше, чем он. Я без спроса пылесосил комнату и сам не заметил, как в пылесос попал деревянный флакончик розового масла, билеты в кино, мамина заколка с камешком и сетка для волос…

– Так что веди себя как следует, – сказал я Кышу.

«Больше не буду», – пообещал он, присев и поджав одну лапу.

Потом мы поели и пошли гулять. Ребят во дворе не было, ко мне никто не приставал, и я учил Кыша шагать рядом, но он не слушался и заигрывал с поводком.

Вдруг во двор из нашего подъезда вышел гулять со своей овчаркой знаменитый пловец Рудик Барышкин.

Кыш увидел Геру, завилял хвостом и потянул меня к ней. Причём хвостом он вилял так сильно, что его заваливало в разные стороны. Мы подошли поближе. Гера тоже заметила Кыша, присела, навострила уши, немного наклонив голову, но хвостом не виляла.

– Откуда у тебя этот пигмей? – спросил Рудик. Он смотрел на меня сверху вниз, противно скривив губы.

Я не знал, что такое пигмей, и рассказал Рудику, как мы купили Кыша и что документов на него нам не дали. Но он является помесью породистых собак со знаменитыми прапрадедушками.

– Пигмей – это порода? – спросил я Рудика.

– Да, – сказал Рудик.

Кыш так и рвался поиграть с Герой. Уж он и визжал, и лаял, и просил меня, задрав голову:

«Отпусти хоть на минуточку! Я ничего плохого не сделаю этой большой собаке… Мы поиграем! Отпусти! Жалко тебе? Да?»

И я уже хотел отпустить Кыша, но тут Рудик, не разжимая губ, зачем-то сказал Гере:

– Фас!

Гера молча, как акула, бросилась на Кыша, а он рванулся ей навстречу. Ведь он не мог понять, что она нападает и хочет его укусить.

У меня внутри всё похолодело от страха за Кыша, но я успел дёрнуть верёвку, и Кыш, взвизгнув, отлетел к моим ногам перед самой оскаленной мордой Геры, с налитыми кровью глазами.

Гера так и лязгала зубами. А Рудик улыбался, вытянув в ниточку свои тонкие губы.

Я первый раз видел, как он улыбается, и от этой улыбки его лицо было ещё злей и противней.

Он с трудом удерживал рвущуюся с цепочки Геру и успокоил её в одну секунду коротким «фу!».

Никогда ещё мне не было так страшно, как в эту минуту. И только я подумал, что всё страшное позади, как Рудик ещё раз сказал:

– Фас!

Гера снова взвилась на дыбы от злости, и снова это слово «фу!» её успокоило.

А дрожащий Кыш, ничего не понимая, выглядывал из-за моих ног.

Правда, я и сам не понял, зачем приучать собаку нападать на другую собаку, да ещё к тому же меньше её ростом.

Рудик и Гера ушли со двора как ни в чём не бывало.

Напоследок Рудик обернулся и серьёзно сказал:

– В следующий раз захвати с собой перец и горчицу, чтобы Гера с аппетитом ела твоего пигмея…

Гера так громко лаяла при этом, что наши соседи выглянули из окон и вышли на балконы.

– Безобразие! Автомобилям запретили гудеть, а собаки лают!

– Мало одного страшилища, вторая появилась!

Мне было обидно-обидно. А Кыш после этой истории ходил за мной тихий, какой-то прибитый, не вспугивал голубей, не гонялся за опавшими листьями и, изредка поскуливая, спрашивал:

«Ну, что я ей сделал? Не знаешь?»

– Не знаю сам, – сказал я Кышу и послушал рукой: бьётся у него сердце от страха или не бьётся?

Сердце Кыша билось часто-часто. Тогда я расстегнул рубаху и приложил руку к своей груди. Моё сердце билось ещё чаще, чем у Кыша.

– Трусишки мы с тобой! – сказал я, и мне расхотелось гулять. К тому же надо было делать уроки. Писать в тетрадке чёрточки, крючки и другие линии от букв и цифр.

Перед тем как сесть за уроки, я взял ключ и пошёл проверить почтовый ящик. Мне показалось, что в нём сквозь дырочку что-то белеет.

Газеты папа забирал утром, а это, наверно, было письмо или девятый номер «Юного натуралиста». Я очень любил этот журнал, и он всегда приходил вовремя. В нём было много интересных картинок и снимков разных зверей.

Кыша я опять привязал к батарее, чтобы не набедокурил, и спустился на второй этаж.

На площадке, перед общеподъездным почтовым ящиком, обступив почтальона, почему-то шумели наши соседи. Я открыл ключом дверцу. Наш ящик был пуст. Соседи подозрительно посмотрели на меня.

– Скажите, «Весёлые картинки» и «Юный натуралист» девятый номер уже разносили? – спросил я у почтальонши.

– Ну, вот и «Натуралиста» спёрли! Если у вас вор завёлся, я ни при чём. Десять лет работаю и жалоб не имею, – сказала почтальонша.

Вообще-то и раньше из наших ящиков иногда пропадали газеты и журналы, но это было редко. А сегодня и на той неделе, оказывается, пропал «Огонёк» Сизова, «Здоровье» Кроткиной, «Цветоводство» и «Пчеловодство» Бабаджаняна.

Кроме того, регулярно пропадали газеты с тиражными таблицами вещевой лотереи.

– Ужас! Мне трудно поверить, что на это способен человек из нашего подъезда! – сказала Кроткина.

– А что вы на меня смотрите? – не выдержав, возмутился я. – У самого крадут!

– И я тут ни при чём! Сами разбирайтесь, – сказала почтальонша и ушла.

– Нужно установить наблюдение за ящиками, – предложил Бабаджанян.

– Ведь ключ имеют негодяи от общего замка. Оптом воруют, хоть не подписывайся, – загоревал пенсионер Сизов.

Я пошёл домой. Мне тоже было грустно. Ждёшь, ждёшь целый месяц нового номера, а у тебя его крадут из-под носа.

– Кыш! – сказал я, вернувшись. – Давай с тобой поймаем этого нехорошего человека! Сам я не справлюсь. У меня нюха нет, а ты можешь след взять. Поймаем?

«Рр-ы! Мой знаменитый прапрапрадедушка и не таких ловил!» – обрадовался Кыш и два раза чихнул, словно прочищал нос для лучшего обнюхивания следа.

Мне уже было не до уроков. Я представил, как Кыш выслеживает похитителей газет и журналов. Как мы гонимся за ними, а они отстреливаются и ранят Кыша. Но их арестовывают, а Кыша на вертолёте «скорой помощи» везут на операцию. И вот тут-то я отдаю для переливания Кышу свою кровь, потому что у него много вытекло при ранении…