так по-особенному смотрела на него этими глазами. Синими или карими? Синими. Лицо у нее миндалевидной формы. Кожа сияет белизной. Массивный нос с чуть опущенным кончиком. Когда она слегка улыбнулась ему на прощание, он заметил выемку между передними зубами. Люди с большими щербинами между зубами много путешествуют, так говорила его мать. Посреди ночи он лежал в постели с широко открытыми глазами. Он видел длинную белую шею Салы. Вскоре после этого он заснул.

Сала не сказала об Отто ни слова. Она не стала расспрашивать отца о посетителе и молчала об их первой встрече. После школы она вернулась в свою комнату и сидела там до шести, а потом, как всегда, отправилась готовить ужин. Жан заметил, что она почти ничего не ела. На попытки отца растормошить ее девочка реагировала с элегантной сдержанностью, словно он был навязчивым незнакомцем. Потом она заболела и слегла с температурой в кровать. Еще никогда болезнь не была столь желанной. Одна в комнате, она чувствовала себя вольготно и свободно и могла снова вспоминать каждую секунду их встреч.

Почти каждое воскресенье Отто наслаждался открытым обществом в доме Ноль. Пока исчезали последние гости, он продолжал сидеть с Жаном, углубившись в беседу. Салу он, казалось, избегал. Отто чувствовал, как в нем растет перемена, от которой ему было не по себе. В часы посещений он думал только о ней, но, когда она наконец оказывалась перед ним, он стеснялся. Теперь он часто проходил мимо турника во дворе, не чувствуя потребности установить очередной рекорд по подтягиваниям. Он думал о книгах, впервые увиденных вместе с Салой, и о ее отце. Видел его руки с тонкими длинными пальцами, которыми он постукивал при беседе, задавая ритм своим мыслям. «Как дирижер», – подумал Отто, хотя еще ни разу не был на концерте. У него перед глазами возникали ряды драгоценных кожаных томов на полках. Они таили потоки мыслей, историй, проектов. На письменном столе стоял портрет женщины. Она казалась прекрасной и преступной. Это мать Салы?

Когда Сала впервые пригласила его к себе в комнату, он благоговейно замер на пороге. Все в комнате дышало простотой беззаботной жизни, но чувствовалось и что-то темное, чему он не мог подобрать названия. Сала с улыбкой взяла его за руку. Они впервые прикоснулись друг к другу. Оба испугались. На подоконнике таял снег. Вечернее солнце пока не грело. Была еще не весна, но уже конец долгой зимы.

На выходных они вместе отправились в городские бани на Гартенштрассе.

– Мы часто ходим сюда мыться, – сказал Отто. – Хотя, некоторые не особо часто.

Они рассмеялись. Сала еще ни разу не бывала в городских банях. Они с отцом плавали летом в озерах Шлахтен или Крумме Ланке. Жан всегда запрыгивал в воду без одежды, поэтому последние два года Сала не сопровождала его на эти прогулки. Не из-за чопорности, а потому, что осознавала – излишняя откровенность отца в половых вопросах может навредить их отношениям. «Свобода человека никогда не должна ограничивать свободу других людей» – так он ее учил. Сала восхищенно остановилась перед клинкерным фасадом большого здания.

– Здесь?

Отто гордо кивнул, словно он собственными руками построил эту роскошь. Уверенными шагами он повел ее внутрь, мимо облицованных плиткой стен, и поднялся по ступенькам к кассе. Там он заплатил за обоих и оставил неуверенно улыбающуюся Салу на произвол судьбы.

– До скорого.

Ее немного рассердила его ухмылка, но, возможно, она ошибалась, и он тоже был очень взволнован. Ведь вообще-то она утаила от него, что впервые оказалась в подобном месте. Не хотела показаться избалованной бюргерской дочкой. «Просто смешно, – подумала Сала, натягивая в кабинке купальный костюм, – какие же они неудобные». Купаться голышом значительно удобнее, надо отдать должное отцу. И как рассматривали друг друга женщины. Ужас. Упорно уставившись на конкуренток, они искали изъяны, словно в зеркале, беспощадно разглядывали их и с улыбкой отворачивались, обернув полотенцем располневшие бедра и расправив мягкие плечи. «Только бы не поскользнуться», – думала Сала. В целом она уже достаточно насмотрелась. И предпочла бы немедленно отправиться домой. Но там, внутри, ждал Отто.

Когда она вышла в главный зал, то оказалась возле пятидесятиметрового бассейна, немного оторопев от льющегося из многочисленных окон света и пропитанного хлоркой воздуха. Сала остановилась возле двери. На противоположной стороне она увидела Отто. Он направился к ней. Он был в плавках. Уверенная походка, крепкое тело. Краем глаза она заметила, как какой-то тип грубо швырнул девушку в воду под громкое улюлюканье приятелей. «Только не это», – подумала она, представив, что в следующую секунду Отто схватит ее за запястье. Он остановился перед ней с мячом в руках.

– Поиграем?

Он с вопросительным взглядом перекатывал круглый предмет из одной руки в другую. Описав широкую дугу, мяч упал в центр бассейна. Выпрямив руки, она последовала за ним, запыхавшись, всплыла возле Отто, потянулась за мячом, рассмеялась, ухватила его, чувствуя себя дельфином или – как подумал Отто – сияющим существом, получеловеком-полуживотным, морской девой. Сильными толчками она последовала за ним на дно, откуда они вместе взмыли вверх, жадно хватая воздух, чтобы снова нырнуть. Не прекращая игры, они перемещались от одной стороны бассейна к другой. Их ладони встречались, чтобы оттолкнуться, и они уже не знали, следуют ли они друг за другом или охотятся.

В школе или в разговорах с подругами Сала ничего не рассказывала об Отто.

Ее чувство накатывало волнами. Треск соснового леса, солнце, посылающее лучи сквозь густые ветви, болтовня зябликов и синиц. Отто был повсюду. Он был тишиной и шумом. Она чувствовала себя одиноко в обществе, и жадно наслаждалась болью ожидания, когда Отто не было рядом. Подле него она страшилась разлуки, обретение сулило утрату. Иногда она гневно распахивала дверь и тихо ругалась, его не обнаружив, или просила его уйти, хотя он только пришел.

Однажды в воскресенье Отто смотрел в кабинете Жана пьесу странствующего театра теней. В осеннем свете комната с зелеными книжными полками напоминала угрожающий лес. Сквозь открытое окно дул ветер, гоняя по полу разбросанные страницы. Голоса темных силуэтов звучали, словно во сне. Они бродили по комнате, рассказывая об эльзасском почтовом гонце Андреасе Эгглиспергере, который проскакал по замерзшему озеру до Юберлингена. Всадник спешно искал лодку, которая должна была перевезти его на другой берег, но не заметил в глубоком снегу берегов и безбоязненно пересек замерзшее озеро, приняв его за равнину. На другом берегу к нему бросились люди, дивясь его удаче, и пригласили его отпраздновать столь отважное путешествие по тонкому