Пожалуй, еще никто и никогда не заполнял меня собою так глубоко — и не только физически. И я в ответ принимала его в себя полностью, без остатка, сливаясь в единое целое.

Он доводил меня до самой грани, а потом сбавлял темп, глядя в глаза, тонко касаясь языком губ, словно рисуя их грифелем остро заточенного карандаша. Я ловила его дыхание — потому что не хватало своего. Хотелось закричать: «Ну же! Давай уже!» — и одновременно хотелось растянуть эту пытку в бесконечность, потому что каждая такая пауза была все мучительнее и слаще.

Сжавшись в тугую точку, я разлетелась огненной вспышкой. По всему телу прокатывались горячие волны, снова и снова. Потом из сияющего света проступили очертания комнаты. Холодок от балкона коснулся влажной от испарины кожи.

Сердце все еще выбивало дробь. Я лежала, перекинув ногу через его бедро, и блаженно улыбалась. Его пальцы медленно бродили по моему животу, иногда соскальзывая ниже, — словно поддерживали напряжение в сети, чтобы не пришлось разгонять с нуля.

— Как-то не похоже, что мы в одном полку служили, Дарьялов…

Поймет или нет? Это была провокация, разумеется. Которая попала четко в цель.

— Деточка, когда я буду способен всего на одну палку, твоих ровесников-однопалчануже в тачке на свалку вывезут.

— Правда?

— Зуб даю. Лучше скажи, пойдешь ко мне работать?

Он наклонился, прижимая мои руки к простыне.

— Так это было исключительно ради работы? — я попыталась вывернуться, но Дарьялов крепко стиснул коленями мои ноги и коснулся языком груди. — Метод… убеждения?

— Разумеется, — он втянул сосок губами и тут же отпустил. — Но не только. Ты в кабинет вошла, и я сразу подумал: будешь моей. Во всех смыслах. Для этого много времени не надо. Несколько секунд достаточно. Чтобы понять.

— Ну… чтобы добиться, как выяснилось, тоже. Не несколько секунд, конечно, но…

— Тебя это смущает? Ну мало ли. Может, ты сейчас из-за этого страдаешь и считаешь себя падшей женщиной.

Все это говорилось крайне серьезным тоном, но глаза смеялись.

— А что, похоже, будто страдаю? — фыркнула я.

— Да не особо. Тогда давай закончим с рабочими вопросами и выясним, в одном полку мы с тобой служили или в разных. Так что, Ирина Ивановна? Да или нет?

— Да, — я все-таки высвободила руку и обняла его за шею. — Только договоримся сразу. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Чтобы работу и секс не смешивать.

— Хм… — он прижал меня к себе. — Ну ладно. Попробуем.

7

Разумеется, никаких мух и котлет по отдельности не получилось.

Дарьялов вовсе не был идеальным, недостатков у него хватало — не меньше, чем достоинств. С некоторыми я по мере узнавания смирилась более-менее легко, другие принимала тяжело, стиснув зубы. Помогала мысль о том, что Ира тоже не мягкая, пушистая киса, что ему вряд ли легче. Возможно, даже и тяжелее.

Так вот один из недостатков… или просто одна из его особенностей заключалась в том, что ему было абсолютно наплевать, что о нем думают и говорят. Сначала мне казалось, что это рисовка, но потом поняла: нет, ему действительно безразлично. Важно для него было только свое собственное мнение и еще нескольких человек — сосчитать хватило бы пальцев на одной руке. Я, к счастью, в этот ограниченный контингент вписалась. Да, ему так жить было проще и комфортнее, но иногда его слова и поступки оборачивались для других не самой приятной стороной.

Нетрудно было догадаться, что подумала команда Дарьялова, когда к нему в офис пришла некая мадам, с которой он отправился сначала в ресторан, потом к себе домой, а потом она вдруг стала его официальной помощницей, юристом и финансовым аналитиком. Единственное — перепутали последовательность. Решили, что он взял на работу свою любовницу. Конечно, никто не рискнул бы обсуждать это, но взгляд Марины, когда та услышала, как я обращаюсь к Дарьялову на «вы» и по имени-отчеству, был вполне читаем.

Ему было абсолютно наплевать. А вот я чувствовала себя не слишком уютно. Хотя бы уже потому, что сто лет не работала в коллективе. Отвыкла. Кошка, которая гуляет сама по себе. Дикая тварь из дикого леса.

— Извини, Ир, я не особо понимаю, из-за чего тут париться, — пожал плечами Дарьялов, когда я ему об этом сказала. — Но если так, не вижу смысла что-то скрывать. Мы все-таки не школьники, на людях лизаться не будем, оскорбляя общественную нравственность, а остальное не должно никого волновать. Только Дарьяловым меня не зови публично, хорошо? Парадокс, но это звучит более интимно, чем… не знаю, Петруша, например.

— Петруша! — я закатила глаза. — Не представляю, что должно произойти, чтобы я тебя назвала Петрушей. Ладно, буду звать Петром и на «ты». Но вообще-то я не только это имела в виду, когда говорила, что не хочу смешивать отношения и работу.

— Ирочка, Петруша не дурак, Петруша понял, — он мгновенно погасил смех и включил тот самый «волчий» взгляд, от которого меня продирала дрожь. Не эротическая — просто жуткая. — Я очень надеюсь, что ты профессионал и ни при каких обстоятельствах не скатишься в бабские штучки типа «я обиделась, работать не буду». Если вдруг между нами что-то не сложится, ты будешь работать так, как будто вообще ничего и не было. А если не сможешь — просто уйдешь. Договорились? Или ты не это имела в виду?

— Именно это, — мы были одни в моем кабинете, за закрытой дверью, поэтому поцеловать его можно без оглядки. — Спасибо, Дарьялов!

— Не за что, — усмехнулся он. — Я сегодня в Выборг. Поедешь со мной?

Не сразу, но все же я узнала, в обмен на какую именно помощь Кирилл согласился уговорить меня на встречу с ним. Иногда жизнь плетет очень уж причудливые кружева. Ксюхиного отчима специально нанятые люди в ресторане спровоцировали на драку с причинением ущерба здоровью. Отделался Гриша условным сроком, штрафом и возмещением этого самого ущерба, но в СИЗО посидел, а там людям шепнули, что в камере с ними педофил. Отымели конкретно, во все природные отверстия.

Обо всем этом я рассказала Ленке, когда та вернулась с Тимом