То, что принято называть сверхъестественными или магическими способностями, часто всего лишь способности, исключаемые нервной системой (по требованию континуума) из используемого нами набора возможностей. Их можно развить практикой, направленной на отключение нормального процесса отсеивания. Иногда они могут возникать при чрезвычайных обстоятельствах, как, например, в случае с десятилетним мальчиком, брата которого придавило упавшее дерево. Он в ужасе приподнял дерево и освободил тело брата прежде, чем бежать за помощью. Позднее обнаружилось, что дерево могли сдвинуть только десяток мужчин. А мальчик в своем необыкновенном эмоциональном состоянии смог это сделать один. Это одна из многочисленных историй подобного рода. Сверхъестественные силы высвобождаются только в особых случаях.

Любопытным исключением из этого правила являются люди, чьи отсеивающие механизмы были тем или иным способом временно или перманентно испорчены. Такие люди становятся ясновидящими. Я не знаю, каким образом это работает, но некоторые видят воду или металл под землей. Другие видят ауру вокруг тела человека. Петер Хуркос стал ясновидящим после падения с лестницы и ушиба головы. Две мои подруги по секрету рассказали мне о том, что на грани нервного срыва они могли видеть будущее. Эти девушки не знакомы и рассказали мне об этих случаях независимо друг от друга. Обе попали в больницу через несколько дней после проблесков ясновидения, и последние больше не повторялись. Обычно нормальные границы человеческого восприятия нарушаются в условиях чрезвычайного эмоционального напряжения. Когда жертвы несчастных случаев внезапно видят неотвратимость своей смерти, к которой их не смог заблаговременно подготовить континуум, они отчаянно взывают к своей матери или к тому, кто занимает место матери в их чувствах. Этот зов часто доходит до матери или человека, олицетворяющего мать, через любые расстояния. Подобные случаи происходят достаточно часто, и большинство из нас слышали о них или встречались с ними на своем опыте.

Предчувствие возникает иначе: неизвестное событие, угрожающее ужасными последствиями, может пробиться в сознание совершенно спокойного человека, во сне или наяву. На большинство предчувствий не обращают внимания и из-за запретов верить в «подобную чушь» даже не осознают. Расплывчатое заявление типа: «Я вдруг почувствовал, что мне лучше не приходить», обычно является единственным намеком на предчувствие, забитое другими силами.

Я понятия не имею, как можно чувствовать события, которые вроде бы еще не произошли, и как они могут обгонять свое существование. Но от этого возможность знать о прошлых и настоящих событиях, не воспринимаемых нашими органами чувств, не становится менее загадочной. Для нас непостижимы и многие другие способы связи, как, например, недавно открытые химические соединения, вызывающие определенное поведение у животных и обеспечивающие работу невероятно точных навигационных систем перелетных птиц.

Сознательный ум – это совсем не то, что он о себе думает; он не имеет доступа к секретным программам континуума, для службы которому его и создала эволюция. Интеллект должен стать из невежественного хозяина знающим слугой – вот что является основной задачей философии континуума. Правильное использование интеллекта может сделать его невероятно полезным. Благодаря интеллекту люди могут приобретать, хранить и передавать друг другу огромные объемы информации. Интеллект замечает, классифицирует и понимает взаимосвязь и свойства животных, растений, минералов и событий. С этими знаниями человек может использовать окружающую среду полнее и разнообразнее, чем любое другое животное; человек становится менее уязвим перед неблагоприятными условиями среды. Он может выбирать, как вести себя с природой, и, следовательно, занимает в ней прочное место.

Пока не нарушено природное равновесие, интеллект может служить защитой континуума, осознавая требования чувства непрерывности и действуя в соответствии с ним. Способность мыслить, приходить к заключениям на основании собственного и чужого опыта и индукцией или дедукцией соединять мысли и воспоминания в миллионы полезных комбинаций делает интеллект еще более полезным в удовлетворении нужд индивида и вида в целом.

Например, если перед человеком стоит задача как можно подробнее ознакомиться с ботаникой, то интеллект, гармонично сочетающийся с развитым и надежно функционирующим континуумом, может вобрать в себя невероятное количество информации. Европейцы, знакомые с разными примитивными культурами, сходятся на том, что любой мужчина, женщина и ребенок в каждом из этих обществ держит в голове необычайно подробный перечень названий и свойств сотен или даже тысяч растений.

Один из наблюдателей, говоря об африканском племени и огромных знаниях ботаники, которыми обладали все его члены, отметил: «Они бы ни за что не поверили, что даже при всем своем желании я не смог бы запомнить столько же»[2].

Я не говорю, что дикари от природы умнее нас, но мне кажется очевидным, что исковерканная личность может снизить естественный потенциал умственных способностей.

Если общество ожидает этого, то интеллект любого зрелого человека может запомнить и использовать невероятное количество информации. Даже в цивилизованном мире неграмотные, не имеющие возможности переложить основную ответственность за хранение информации на книги, обладают более развитой памятью, которая могла быть даже лучше, если бы они были полностью в ладу с собой и своим миром.

Установки, получаемые умом младенца, определяют диапазоны восприятия, которые он будет использовать в жизни. Ребенок ожидает в этом от своего опыта большого количества разнообразных подсказок. Кроме того, он ожидает, что специфика опыта, из которого он извлекает подсказки, окажется полезной и будет иметь прямое отношение к тому, что он повстречает в жизни.

Когда последующие события не отвечают характеру опыта, обусловившего его поведение, человек склонен влиять на события так, чтобы они стали похожи на первоначальный опыт, даже если это не в его интересах. Если он привык к одиночеству, то бессознательно устроит свои дела так, чтобы чувствовать схожее одиночество. Все попытки с его стороны или со стороны обстоятельств сделать его более или менее одиноким будут сталкиваться с сопротивлением человека, склонного к сохранению своей стабильности.

Человек имеет тенденцию поддерживать даже обычный уровень беспокойства. Если вдруг окажется, что беспокоиться не о чем, то это может вызвать куда более глубокое и острое волнение. Для кого-то, кто привык жить «на краю пропасти», полная защищенность и спокойствие становятся столь же невыносимыми, как и падение на самое дно пропасти. Во всех этих случаях действует тенденция поддерживать то, что должно было быть полным благополучием, заложенным в младенчестве.

Попытки радикально изменить устоявшийся круг общения или взгляд на успех и неудачу, счастье и несчастье встречают сопротивление встроенных в нас стабилизаторов, и наши намерения отлетают от них как от стенки горох. Волевые усилия редко способны сломить крепость привычки. Но иногда изменения в индивиде все же происходят под давлением внешних обстоятельств. Тогда стабилизирующие тенденции создают противовесы ситуациям, которые нельзя ассимилировать, как они есть. Если успех или неудача слишком велики для ожиданий индивида, то он может отвлечься, занявшись решением сложных, но знакомых проблем.