— Ну, ты получил дозу, Алистер? Я не знал, что ты такой парень, который только смотрит. Я все ждал, когда же ты набросишься, ты подвел меня, приятель. Я был готов к шоу.

Я бегу вниз по ступенькам перед входом, прикуривая при этом сигарету. Дым обжигает мою грудь, поджигая все хорошее, что там осталось.

— Не хватает экшена, идеальный? Нужно прекратить наблюдать за мной сейчас? Все, что тебе нужно было сделать, это попросить, Тэтч, и я позволил бы тебе.

Его подлокотник на стекле со стороны водителя, глядя на меня с яростью. Медленно он поднимает средний палец, рубиновый драгоценный камень с его фамильной печаткой отражается в ночи.

— Подвинься, сладкий. Я открываю водительскую дверь с саркастической улыбкой.

— Это моя машина!

— И ты водишь ее так, как будто ты пожилой мужчина с катарактой. А теперь подвинься.

Он скрипит коренными зубами, поднимаясь над средней консолью и перебираясь на пассажирское сиденье. Поправляет свой костюм-тройку. Я ненавидел эту машину. Lamborghini Huracan был одним из лучших на рынке, окрашенным в фирменный цвет Тэтчера. Темно-красный. Но даже я мог уважать то, что этой машиной нужно управлять правильно, и превышение скорости на десять не было таковым.

— Пристегнись, дорогая. Не хотел бы, чтобы ты навредила себе.

Я чувствую его взгляд сбоку, когда включаю двигатель, агрессивно нажимая на акселератор, шины громко визжат.

— Сломаешь — купишь. — Тэтчер фыркает, когда мы сворачиваем с подъездной дорожки к адресу, который нам прислал Рук.

Его правая рука сжимает дверь, это незаметно, большинство даже не заметит, что его и без того бледная рука приобретает еще один оттенок белизны, когда он сжимает ручку.

За исключением того, что я знаю, что это единственное, с чем Тэтчер не может справиться, и это не контроль.

— Ах, да? На какие деньги? Думаешь, я смогу раскошелиться на двести штук?

— О, не скромничай, Алистер. Мы все знаем, что у тебя больше денег, чем у Бога. Одна из привилегий иметь твою фамилию на всем в городе.

Мои руки сжимают руль невероятно крепко. Животное в моем кишечнике просыпается каждый раз, когда речь идет о деньгах моей семьи. Моей семьи в целом.

— Не мои деньги. Это их.

Он расслабляется в кресле, со вздохом кладет голову на подголовник.

— Как скажешь, Али. Как скажешь.

Поездка проходит быстро, эта машина ест тротуар на завтрак. Вскоре я выруливаю из машины на грязную подъездную дорожку. Покосившийся старый почтовый ящик отмечает дом.

Я вижу огонь еще до того, как мы подъезжаем к дому, оранжевое свечение между деревьями потрескивает и растет.

— Я, черт возьми, убью его. — Я стону, проводя рукой по волосам, от волнения трясу руки.

Машина подползает к остановке, когда мы припарковались в нескольких футах от пылающего трейлера. Я быстро выпрыгиваю из машины и вижу Сайласа, нависшего над коленопреклоненным телом с деревянной бейсбольной битой в руке.

— Где, черт возьми, ты был? — шипит Рук, подкрадываясь ко мне, гнев исходит от его тела.

— Да, чего мы долго ехали, Али? Ты бы не отвлекался? — лукаво спрашивает Тэтчер. У него есть склонность задавать вопросы, на которые он уже знает ответы. Поднимите его чудовищное эго.

Я толкаю Тэтчера в грудь прежде, чем он успевает попасть мне в лицо, указывая на него пальцем: — Я сказал тебе подождать. Я сказал тебе, что если станет хуже, ты сможешь зажечь его, но не раньше, чем я приду сюда.

Анархист в нем отказывается отступать, не говоря уже о том, чтобы признать то, что он сделал, было безрассудно. Я должен был знать лучше, чем позволить ему взять на себя инициативу в этом. Рук так же непредсказуема, как ревущее пламя позади нас.

Я отвлекся. Это моя вина, что я не был здесь раньше.

Отвлечения делают вас слабыми. Делает глупым, а я не то, ни другое.

Сегодня я позволил себе быть и тем, и другим.

Обычно я не люблю вечеринки. Я пошел сегодня вечером, потому что нам нужно было присмотреть за Нейтом. Ждем, пока он уйдет. До этого я хожу только тогда, когда у нас есть план устроить какой-то хаос, напугать людей, подраться с кем-нибудь, сжечь что-нибудь, испортить всем веселье. Никогда не собираюсь на вечеринку. Однако это возвращение домой в Холлоу Хайтс оказалось… интересным.

Я должен был сосредоточиться на поставленной задаче. Сейчас многое было поставлено на карту, но вместо этого я остановился, чтобы посмотреть на нее.

Та, которая никогда не отводила моих глаз, даже когда мое присутствие начало ее пугать. Ее ангельское лицо светилось в темноте, отражаясь от стробоскопов. Я не мог видеть ее часто, я не был уверен, были ли ее волосы каштановыми или это был тот грязный оттенок блондинки, к которому я, казалось, был привязан.

Я не был так уверен, что имеет значение.

Внутри нее было что-то более интересное, чем ее внешность. Как она не убежала от меня. Она не позволила страху взять над собой верх. Нет, ей было любопытно. Она позволила своему любопытству победить, хотела посмотреть, что я буду делать.

Мой член дернулся.

Интересно, как далеко она подпустит меня, прежде чем закричит о пощаде.

— Ты не мой чертов босс, Колдуэлл. Если я хочу поджечь эту дыру, потому что считаю, что это лучший способ защитить нас, то я, блядь, так и сделаю.

— Осторожнее, Рук. — предупреждаю его.

— Или что? Ты ударишь меня? Он поднимает бровь: — Сделай это, я уверен, что выдержу это. — Он травит меня. Но это не спарринг в моем подвале, как обычно, где я выплескиваю свой гнев, а ему нужна боль. Я собираюсь оторвать ему яйца и положить их на полку в своей гребаной спальне.

— Дамы, у нас сейчас есть более насущные дела. Убери свои члены, ты неадекватен по сравнению со мной, давай пока сосредоточимся на том, чтобы не умереть и не попасть в тюрьму.

Тэтчер хлопает нас по плечу, протискиваясь между нами, направляясь к Сайласу. Зная это, ему не о чем беспокоиться, потому что это похоже на спор братьев из-за последнего куска пирога.

— Ты хотя бы замел следы? — спрашиваю я Рука, пока мы следим за движениями Тэтчера.

Он бросает на меня косой взгляд: — Я не любитель. Разбитая лампочка в духовке, включил ее на полную