Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да-да, я поняла, – вздыхает Бьянка.
Кстати, пора бы и поужинать. Голод уже туманит ей голову и сводит желудок.
– Я очень надеюсь. И еще: твое поведение дома. Мне бы хотелось, чтобы ты была внимательнее и аккуратнее. Думаешь, я твой слуга?
– О чем ты говоришь, папа? Конечно нет, – отвечает Бьянка, нахмурившись.
– Тогда почему ты кидаешь свои вещи где попало? Кто должен об этом думать?
Бьянка пожимает плечами, но на этот раз ее привычный жест злит папу. Он раздраженно говорит:
– Я больше этого не потерплю! Если ты будешь так себя вести, мы вернемся домой.
Бьянка подпрыгивает на стуле и в ужасе вскрикивает:
– Нет, неправда!
– Я думаю, тебе пора повзрослеть, – заявляет Арт, скрестив руки на груди.
Но Бьянку не остановить:
– Ты злишься, потому что не можешь найти работу!
Папа качает головой, и на его лице появляется выражение не только неодобрения, но и сожаления. Словно он узнал, что с кем-то из близких произошел несчастный случай.
– Ты ошибаешься. Я нашел работу.
– Правда?! – радостно восклицает девочка. Она спрыгивает со стула и бросается папе на шею. – Ура! Я так за тебя рада!
Арт секунду молчит, но не выдерживает и обнимает дочь:
– Спасибо, солнышко. Я тоже рад. Знаешь, я хотел отпраздновать, сходить с тобой куда-нибудь поужинать…
– Вот почему ты ничего не приготовил, – бормочет Бьянка и расстроенно добавляет: – А потом это собрание… Прости, что омрачила твою радость.
Арт молчит. Упреки больше не нужны. Бьянка все поняла, раскаивается и даже признала, что испортила вечер. Поэтому он расслабляется и говорит:
– Пойдем, я забронировал столик и не хочу опаздывать.
Бьянка с облегчением вздыхает, и на ее лице вновь загорается улыбка. Она бежит за курткой и спрашивает:
– Кем ты будешь работать, пап?
– Догадайся.
– Архитектором! Как мечтал дедушка! – кричит Бьянка, внезапно вспомнив, как ворчали на Арта его родители, хотевшие, чтобы он получил престижную профессию архитектора. Но вместо этого он занялся чем-то для них непонятным – графическим дизайном.
– Да ладно! Только этого не хватало, в мои-то годы, – смеется Арт. Он любит говорить про свой возраст, словно ему уже сто лет.
– И кем же тогда?
Папа мрачнеет и признается:
– Не думаю, что тебе это понравится. Я буду вести курсы графического дизайна в профессиональной школе. В общем, стану преподавателем.
– Но ты же никогда не преподавал, – удивляется девочка.
– Это ты так думаешь. Я проработал в школе несколько лет, пока не родилась ты, – сообщает папа.
– Я ничего не знаю о вас с мамой, – бормочет Бьянка. Она не может прийти в себя от удивления. Как скрыться от учителей, если твой собственный папа – учитель?
На улице белым-бело. Город подражает танцевальному залу с белыми стенами и полом, зеркалами и станками цвета слоновой кости. Выпавший за ночь снег окрасил в светлые тона жизнь горожан. Небоскребы похожи на огромные зеркала, а небо – на софит, переливающийся молочным светом.
Балерины вне себя от радости. Зачем идти на занятия, если город превратился в идеальные декорации для «Лебединого озера»? Даже когда звенит звонок, они не спешат в класс, а продолжают гоняться друг за другом, кидаясь снежками. Несколько девочек с Бьянкой во главе уговаривают других побыть на улице, насладиться снегом, пока он не растаял, пока город не сделал его грязно-пепельным, пока аварийные службы не засыпали дороги песком…
Но остальные ученицы, словно послушные овечки, входят в здание школы, прощаясь с красотой и удовольствием. Бьянка вбегает в сугроб с радостным визгом.
Хотя какие лебеди? Бьянка – северный волчонок по прозвищу Острый Клык. Она протаптывает тропинку своими сильными ногами-лапами и одним прыжком оказывается возле Тани, хватает ее за плечи и опрокидывает в снег. Румяные от мороза девочки валяются в сугробе, кричат, хохочут. Какие лебеди? Они медвежата, лисята, волчата. Дикие, неукротимые, кусающие снег своими клыками, они не чувствуют холода, не думают о простуде. Девочки вскакивают, держась за руки. Их не волнует возможное наказание, никто и ничто не может их напугать. Даже охранник, который, выглядывая из-за двери, кричит, что вызовет директора. Встречи с директором не избежать, но это завтра, а пока что волчата танцуют на свежем снегу в вихре белых хлопьев. Изо рта девочек вырывается пар, окутывающий лица. Музыка состоит из скрипа снега и ритмичных криков подруг: «Уау-уау-уау-уау-у-у-у!» Ритм задают шаги: не «раз-два» или «раз-два-три-четыре», а неровный, свободный ритм – ритм счастья.
Затем все заканчивается. Музыка успокаивается, превращается в состенуто и анданте[4], а на занятии Бобуловой искрит и ускоряется. В ее зале всегда белым-бело, как во владениях Снежной королевы. Но в отличие от волшебной ледяной страны здесь потеют так, что волосы липнут к вискам, а руки приходится посыпать тальком, чтобы не скользили по станку. Ноги горят, словно стоишь на раскаленных углях. Даже если заклеить все пальцы пластырем, даже если перебинтовать ступни до лодыжек, даже если надеть гетры, ноги все равно болят. Пульсируют, стонут. Бьянке очень больно, но она молчит. Она с нетерпением ждет упражнений на растяжку и затем отходит в сторону, чтобы размять пальцы ног.
– Что-то случилось, Бьянка? – холодно интересуется ассистентка Бобуловой. Она тоже русская, но к ней все обращаются по имени: Елена.
– Немного болит левая нога, – бормочет Бьянка.
– Думаю, что правая. Я видела, как она дрожала, – возражает девушка, ледяным взглядом осматривая ногу Бьянки. Наверное, в России всем балеринам замораживают кровь и чувства, в первую очередь сострадание.
– Болят обе ноги, – признается Бьянка.
– Разомни их и пока что посиди здесь, – резко приказывает Елена. Она оглядывает остальных учениц и кричит: – Голову выше, Вивьен. И ты, Петра. Быстрее, быстрее…
Затем она подходит к Бобуловой и что-то шепчет ей на ухо. Преподавательница не двигается и с упреком смотрит на Бьянку, заставляя девочку почувствовать себя виноватой и жалкой.
Она всю жизнь будет хромать? Вдруг она не сможет больше танцевать? Или, как бедная Русалочка, будет терпеть вечную боль? На глазах у Бьянки появляются слезы, но плакать нельзя, она же не ребенок. Да и Бобулова этого не терпит. Один раз она выгнала ученицу из зала, потому что та расплакалась.