«Я знаю, что последнее время ваши отношения были несколько натянутыми, он говорил мне, что вы отдалились друг от друга, и страдал от этого. Особенно после смерти матери. Ее гибель, ты знаешь, совершенно выбила его из колеи».

«Я многое мог бы рассказать о твоем отце. Всякие истории из нашей юности. Мы познакомились в самый первый год, как поступили на медицинский. Он знал все о моей жизни, а я о его. Знаешь, как он меня окрестил? Модильяни. Потому что я любил рисовать лица. Он презирал эстетическую хирургию и не понимал, почему я после десяти лет обучения трачу свое время на надувание грудей, исправление носов и маскировку морщин. Иногда, когда он смотрел мои фотографии „до“ и „после“, он кивал и повторял ту фразу, которая не имела никакого смысла, но я тем не менее ее обожал: „Медицина утратила свою душу после того, как для измерения температуры перестали применять анальный термометр“».

«Во время службы в армии твой отец был военным врачом. Он работал одновременно в двух отделениях госпиталя. Его главным пристрастием была, конечно, общая медицина, он был прирожденный терапевт. Но время от времени ему приходилось еще работать в отделении психиатрии. И в летнее время он проводил прием, одетый только в медицинскую робу и трусы. Пациенты, почти одного с ним возраста, обожали, когда он перед ними фланировал в таком виде, ободряли его свистом и аплодисментами, как стриптизершу. Это было невероятно! И никто никогда ему ни слова против не сказал. Ну, надо сказать, что в эту эпоху врачи осматривали больных, положив зажженную сигарету на край пепельницы.»

«Конечно, у него были свои маленькие странности, но надо было видеть, с какой добротой и лаской он лечил этих солдатиков. Какой бы тяжелой ни была рана или болезнь, он всегда был готов сменить повязку или сделать переливание крови. Он часто делал работу за медбрата. Ладно, это все дела давно минувших дней».

«Ты не пробовал? Он просто превосходен. Послушай, я так рад, что мы можем немного поболтать. Я хотел поговорить с тобой еще тогда, на похоронах, но я решил, что это не время и не место. Скажи мне, ты женился там, в Америке? Ну хоть живешь с кем-нибудь? Потому что я задавался вопросом: не рассматриваешь ли ты вероятность продолжить дело отца? Ты знаешь, это отличная практика, пациенты приходят с утра до вечера. Тебе придется только сменить табличку на двери и сесть за письменный стол. И к тому же я знаю одного человека, который был бы от этого счастлив».

«Моя дочь — она примерно твоего возраста — живет с парнем, который родом откуда-то с Востока. Я даже не знаю, поляк он или югослав. А может, вообще венгр. Я не понимал ни слова из того, что он говорил. В какой-то момент он вывел меня из себя до такой степени, что я спросил у дочери, как она может жить с таким типом. Она мне сказала, что я невыносим, и добавила, что я все равно ничего не пойму, потому что у меня все всегда получалось слишком легко. И тут-то, представь себе, я сообразил ответить ей совершенно гнусную вещь, которая пришла мне в голову: „Детка, не обольщайся, трахать твою мать было специальным боевым искусством“. Уж не знаю, почему я ей это сказал. Дочь была ошарашена. С другой стороны… Жена моя тоже не была таким уж легким человеком. Были у нее свои причуды. Вот. К примеру, она часто просила меня показать крысу. Она считала, что у меня отлично получается изображать крысу. Я рассказал тебе это потому, что ты сын Адриана, но пусть это останется между нами. Ну вот и погляди, я выдвигал верхние зубы вперед, задирал губу, изображал грызуна всеми силами, а она, вне себя от восторга, повторяла: „Ну еще, еще, давай!“ Это могло продолжаться минут десять. Потом мы спали, и посреди ночи я чувствовал, как она извивается в постели рядом со мной. Я включал свет и обнаруживал ее вниз головой, выставившей в разные стороны руки и ноги, я спрашивал, что это она делает такое, и знаешь, что она мне отвечала? „Я занимаюсь йогой, это называется „захват большого пальца“».