Короче, верить нельзя никому, если они внезапно приходят с ответами. Мне – можно, потому что я всегда с вопросами прихожу.

А когда пытаюсь прийти с ответами, это просто минута слабости, внутренний Мартин Лютер вырвался наружу, он немножко бешеный у меня, потому что хороший заяц и верит, как было сказано выше. Ну, сам дурак.

Я, собственно, и есть маяк (по профессии, в трудовой книжке небось даже записано на небесах). И одновременно заблудшая душа, идущая на его (свой, получается) свет. Это наверное всегда так устраивают для повышения качества обслуживания клиентов, обязательно надо, чтобы маяк и для себя старался, всё-таки человек – эгоист.

Современный мир – его условно цивилизованная часть, о других говорить не могу, поскольку их не знаю – хозяйство старшей медсестры Милдред Рэтчед, где вопреки логике жизни, побуждающей к развитию, преференции у слабоумных и просто слабых, согласных проявлять послушание в обмен на право быть (ну хотя бы ещё немножко побыть) в сытости и тепле. Всё живое, то есть, стремящееся к развитию (в том числе, через непослушание, без нарушения норм развитие невозможно), существует сегодня на птичьих правах – пока медсестра Милдред не зашла в их палату. Но она, конечно, однажды зайдёт.

Это мне очевидно, как очевидно и то, что такая конфигурация устройства общественной жизни – тупик. Можно довольно долго балансировать, когда бежишь по лезвию бритвы, а в трясине вообще нет речи ни о каком балансе. Выбор между позициями «шевелиться и утонуть быстро» или «не шевелиться и утонуть медленно». Ну и всё.

Сестра Милдред (не как социальная функция, а как тип личности) обычно получается из Медеи, у которой вместо Ясона был дух. Поматросил и бросил, в смысле, коснулся, а после покинул. Звучит ужасно, но на самом деле, это обычная практика, на каком-то этапе дух оставляет всех своих избранников, чтобы за ним погонялись. Не из кокетства, а потому что так всё устроено, такие здесь технологии: сперва тебе спускают лестницу с неба, потом ты с неё срываешься, а потом выбираешь идти на небо пешком, или идти в жопу, потому что никакого неба, конечно же, нет.

Здесь небо стоит вот столько: всей (как минимум) жизни, потраченной без каких-то гарантий на не пойми что.

Почти все выбирают пойти в жопу, потому что жопа от нас, во-первых, не отворачивалась, а во-вторых, совершенно точно есть. А что тесная, тёмная и пахнет не очень, ну так надо быть реалистами и брать, что дают, – как бы говорят нам голоса предшествующих поколений, которые выбрали жопу и хорошо стали жить.

А некоторые выбирают не просто пойти в жопу, но и приложить все усилия, чтобы никого на небеса не пустить. Не доставайся же ты никому – примерно так.

В этом смысле я отвратительный шовинист: из озлобившихся на как бы несбывшиеся обещания духа («как бы», потому что каждый избранник волен их сбыть своими руками) тётки гораздо страшнее. Дядьки, как правило, выбирают саморазрушение: у них (в среднем) инстинкт самосохранения снижен. А у тёток (в среднем же) наоборот. Поэтому первые чаще гибнут, а вторые чаще становятся монстрами типа медсестры Милдред. Исключения, понятно, встречаются, но в целом – так.

Медея убивает своих детей от Ясона, потому что они – дети Ясона; для медсестры Милдред все недостаточно слабоумные и трусливые – дети отвернувшегося от неё духа, поэтому их надо убить, или хотя бы ослабить настолько, чтобы дух от них отвернулся. Это очень страшная месть, и она часто им удаётся, как, собственно, удалась в книжке Кизи и одноимённом кино. Я буквально всем телом, начиная с загривка, ощущаю, как эти умертвия подгребают здесь всё под себя. Не следует недооценивать могущество сестёр Милдред, вот что я хочу сказать.

Сопротивление им не бесполезно, более того, совершенно необходимо, оно – единственный шанс на выход из общекультурного зажопного тупика, где культивируется слабость, беспомощность и послушание. А кто пребывает в духе (или хотя бы теоретически о нём рассуждает), тот, в лучшем случае, дурачок, но скорее всё же опасный псих.

Сопротивляться этим тенденциям, строго говоря, первостепенный долг всего живого. Но легко не будет. Будет (и уже есть) очень нелегко.

Обсуждали с другом всякие житейские штуки; ну типа есть у меня некоторые гуманитарные идеи, для осуществления которых нужно немыслимое (лично для меня) богаческое бабло.

Так в подобных случаях бабла не надо, – говорит умный друг, – надо просто убедить людей, у которых оно есть, что им нужен твой гуманитарный проект.

Нет, – отвечаю я, – на этом месте у меня начинаются лапки. В смысле, я не умею добывать из людей бабло. А он такой: да ладно, всё ты отлично умеешь. Это же как дядюшка Лемюэль у Хогбенов гипнотизировал енотов, чтобы они приходили, сами разводили костёр, свежевались, жарились и подавали себя на обед.

Так в том и штука, – говорю, – что этого я не умею. Если уж я установлю с енотом такого рода контакт, что он меня слышит и понимает, и готов делать, чего велю, я его есть не стану, а полюблю как брата и скажу: эй, друг енот, завязывай свежеваться, пошли со мной гулять в сиянии бескрайнего космоса. И он, конечно, пойдёт. И будем мы как два идиота – енот с уже отчасти содранной шкурой и я без ужина. Зато в сиянии космоса, так что ок.

Это мой метод, и он работает – зашибись. Главное, сияющему космосу развлечение. Мы с енотами, с его точки зрения, прикольные кукусиньки, с нами гораздо веселей, чем без нас.

Мир вполне равнодушен к людям как таковым, но неравнодушен к сочетанию: большая личная сила + мощно работающий канал «громкой связи» с реальностью.

Из этого следует интереснейшая штука: мир даже не то чтобы к одним людям равнодушен, а к другим нет (тогда был бы натурально фашызм, но хоть всем понятный). А к одному и тому же человеку мир то равнодушен, то не равнодушен. То да, то нет. И это не от мира зависит, а исключительно от текущего состояния его собеседника.

Причём отследить это даже в одном только своём случае трудно до почти невозможного. Потому что:

1. Личная сила не равно хорошее, бодрое физическое самочувствие. Она часто у тяжелобольных на подъёме (потому что под угрозой гибели мобилизуются все ресурсы; впрочем, даже это не у всех так одинаково, у одних мобилизуются, у других нет). Однако само словосочетание «личная сила» заставляет людей предполагать, что она на подъёме, когда они бодренькие и вообще ок. А не всегда. Иногда так, иногда не так. Нет прямой взаимосвязи.

2. У некоторых личной силы почти всегда достаточно, чтобы напрямую взаимодействовать с реальностью тем самым способом (влияние наблюдателя на объект наблюдения). У некоторых – почти никогда. Первые далеко не всегда благополучны, далеко не всегда достаточно начитаны и т. п. Поэтому они не в курсе, что всё время непосредственно влияют на объекты наблюдения. Вторые далеко не всегда чувствуют себя слабыми, часто наоборот. У них характер и прочие личные качества! Но при этом прямое взаимодействие с реальностью у них было пару раз в жизни, в детстве. Забыли эту чушь давным-давно.