Потом Альбинка сказал:

– Давай подумаем, что будем делать дальше.

Дальше? Глупо как-то получается, ведь мы раньше не задавались даже таким вопросом – настолько было ясно, что надо делать дальше. Интересно, весело жить, и все. И почему-то я сам поверил, что, если мы пойдем на это, все решится как-то само по себе, ведь тогда будут деньги. А денег нет, но зато есть за нами убийство, и вообще не очень понятно, что же все-таки делать дальше. Допустим, поедем мы в Одессу, а потом в Сухуми. Но сначала надо выяснить, куда ведет это шоссе. Если надо возвращаться через Москву, то я – пас! Я через Москву ни за какие коврижки не поеду. Может быть, вся милиция там на ноги уже поднята. А может быть, и нет. Найти нас могут только через Баулина. Глупость, конечно, сделали, что привезли таксиста под самые окна. Но я до самого конца надеялся, что обойдется, что Альбинка его только попугает, я ведь не знал, что он такое вдруг отмочит. Предположим, они найдут Баулина. Что может рассказать о нас Баулин? А действительно, что он знает про нас?

Вдруг Альбинка сказал:

– Смотри, заяц!..

Перед машиной, в яркой струе света, катился по асфальту серый клубочек. Зайчишка, видимо, хотел перебежать через шоссе, но попал в свет фар и, оглушенный настигающим грохотом машины, ослепленный электрическим заревом, изо всех сил пытался оторваться от «Волги», а Альбинка все круче нажимал педаль акселератора.

– Зайцы от света шалеют, – спокойно сказал он. – Теперь он никуда из освещенной полосы деться не может…

Машина уже мчалась на сотню, а маленький серый клубочек все катился перед нами. Меня вдруг охватил азарт погони. Но потом я резко нагнулся и выключил ручку света. Альбинка зло дернулся в мою сторону и крикнул:

– Ты с ума сошел! Зачем?! – И включил свет снова, но зайца на дороге уже не было.

Я ничего не сказал Альбинке, потому что он сам этого еще не понимал и знать это ему было еще не надо: шоссе было для нас как раз той самой световой дорожкой, по которой мы бежали очертя голову – два перепуганных до смерти зайца…

Я слушала Баулина, и у меня не проходило ощущение досады: прямо обидно, до чего глупый человек. Это просто физический недостаток – будто без ноги родился. Я совсем сбилась, запуталась в его «бутылках», «полбутылках», «на троих взял», «стакан вложил», «красненького принял маленько». А он без этого никак не мог, потому что полбутылки были для него основными событийными и хронологическими ориентирами. И все он и бубнил:

– …Да-а, значит, вонзил я два стакана и пошел. А с деньгами – беда-а!

– С деньгами ничего, – перебила я. – Без денег – беда. Вот вы бы пили меньше – и беды бы не было.

– Не могу. – Он жалобно смотрел на меня круглыми глазами, а толстые щеки мелко дрожали. – Это как болезнь у меня. Всю свою жизнь через это могу погубить. И жена из-за этого ушла. Тут все как раз и началось.

– Вот давайте с этого момента и начнем. Значит, восемнадцатого числа вы возвращались от своей жены из Советска?

– Так точно. Из Советска я ехал, калининградским поездом. Два дня там провел, Зинку не уговорил и решил возвращаться… Да-а… Выпил, выпил, конечно…

– Много выпили?

Он застенчиво посмотрел в сторону:

– В лоскуты. Ни копеечки не осталось. Хорошо, билет вперед купил, а то и не знаю, как бы уехал. В общем, как сел в поезд – не помню. Только проснулся, пошарил в карманах – пусто, голова трещит с опохмелюги, курить охота и красненького хорошо бы маленько – поправиться. Только денег, конечно, ни шиша. Я ведь все по правде говорю, как было, вы же сами просили, так ведь?

– Ну-ну, рассказывайте дальше.

– Да-а… Вышел я, значит, в тамбур, смотрю, двое парнишек стоят курят. Ну, стрельнул я у них сигаретку, покурил, вроде полегчало. Разговорились. Они, значит, в Одессу едут отдыхать – отпуск у них. И Москву хотят посмотреть. Ребята вежливые такие. Ну, я им и предложил пожить пока здесь, у меня, – им хорошо, и мне компания. Они согласились. Вот и все.

– Нет, не все. Расскажите, что было дальше.

– Дальше? А дальше сошли мы с поезда, купили бутылку и приехали сюда.

– Кто купил бутылку?

– Ребятчки, ребятчки купили.

– А кто предложил купить?

Баулин замялся:

– Ну как – кто? Вместе предложили. За знакомство-то надо было дернуть? Вот и взяли пузырек беленькой…

– Так. Значит, знакомство состоялось. Кто же были ваши новые знакомые?

– Я же говорю – ребятчки из Литвы. Одного Володя зовут, а другого – Альбинас.

– Что вам еще о них известно? Фамилии? Место жительства? Чем занимаются?

Баулин напряженно думал, долго думал, потом сказал:

– Да-а… Из Литвы они… Володя и Альбинас. Да-а… А больше я не знаю.

– Не много вы знаете, прямо скажем.

– А зачем мне, товарищ следователь, посудите сами. Я же не участковый, что мне узнавать про них?

– Ну ладно. Дальше.

– Дальше? Ладно, – невольно передразнивал меня Баулин. – Выпили мы, значит, закусили. Сало у ребятчек было хорошее. Шпиг настоящий – закусочка лучше не придумаешь. Поздно уже было, они и легли спать. Да-а, спать легли. А я к старикам своим ушел – спать-то мне здесь негде – и утром вернулся.

– Это было уже девятнадцатого. Так?

– Ага, ага. Бутылочку взяли…

– И что?

– Что – что? Выпили. Потом пошли в парк, гуляли.

– Не пили больше?

– Пили, – грустно кивнул Баулин. – Взяли бутылку и еще маленькую, пришли во двор и с соседями выпили.

– На чьи деньги купили водку?

– На их. То есть на мои.

– Так на их или на ваши?

– Я и говорю: на мои. Одолжил я у них пятерку, а то неудобно было все время на их…

– А деньги отдали?

– Не, пока не отдавал. Получки у меня еще не было.

– А деньги за жилье вы с ребят этих брали?

– Зачем? – обиженно приподнялся Баулин. – Я ведь их не из корысти пустил, а так, по доброте душевной.

«Убила бы я тебя за доброту твою душевную, алкоголик несчастный», – подумала я со злостью и сказала:

– Ну, добрались мы наконец до двадцатого июня. Что было в этот день?

– Вчера, значит? Да-да… Зашел я к себе, ну, договорились с ребятами.

– О чем?

– О чем, о чем… Выпить. Купили портвею две бутылочки, зашли к Кольке Гусеву, выпили. Потом скинулись, еще две бутылочки красненького взяли. У меня в комнате и выпили. Потом я собрал пустые бутылки, пошел в магазин, сдал их и сообразил на троих. Потом еще с кем-то выпил, а потом домой ушел – спать. А ребятчек, как ушел часов в восемь, так более не видел.