Он поднялся вместе с ней в ее номер – иначе быть не могло. Она налила ванну. Он включил телевизор. Когда ванна наполнилась и он услышал, как она погружается в воду, он отвлекся. И через пару минут, как планета, ведомая притяжением, разделся и прошел в ванную. Опустился в ванну вместе с ней, так что вода забрызгала кафель. Она обняла его, и они долго лежали рядом, а потом встали, и он любил ее над раковиной. Она оттолкнула его, взяла в руку его член и провела им по своему животу, а потом по груди, медленно опускаясь.

Настал тот незабываемый момент, который настает всегда. Она боялась этого. Слишком часто она разочаровывалась. Она трахалась и сразу же понимала, что это просто секс. Она снова становилась собой, Флиндерс, ученым. Но между ними не возникло разлома, который заставил бы их выйти из ванной по отдельности. Плитка на полу оказалась твердой и прочной, и дальше была только нежность.

Они дремали в постели, взявшись за руки. Потом она нашла в сумке презерватив и надела его тем же движением, каким снимала свитер на пляже, и они снова занимались любовью, на этот раз медленно. И это было гораздо более впечатляюще. Как будто они привели друг друга туда, где тело исчезает и могут родиться настоящие чувства.

Было утро рождественской недели, и за окном, должно быть, стоял абсолютный ноль, когда все замедляется и замерзает суператомами. Он не знал, стоит ли написать письмо в Сомали. Она отложила работу. Они заказали сладкую, жирную овсянку, сок и кофе. Горел огонь, в номере делали уборку. Этот короткий день они провели вместе, свернувшись на синем, вышитом серебром диване. Смотрели «Лестницу в небо» с Дэвидом Нивеном в главной роли. Командир эскадрильи Питер Картер, падая в горящем «Ланкастере Авро» в Ла-Манш, изливает душу Джун, американской радистке: «Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А перед нами – мрак небытия, Пустынные, печальные края. Энди Марвелл, правда чудесно? Как вас зовут?»

Картер выпрыгивает из бомбардировщика без парашюта, ища смерти. В следующей сцене он вылезает из моря и идет по дюнам. Может быть, по тем, которые здесь, за окном. По ошибке ангелов, которые не могут его найти в густом тумане, Картер таинственным образом выживает, в системе «Техниколор», первом техниколоре в британском кино, таком невероятно насыщенном, что диван, на котором они сидели, как будто выцвел, а небо за окном, которое было ярким, безоблачным, с оранжевыми завитками, стало цвета жидкой овсянки.

* * *

В романе Фрэнсиса Бэкона «Новая Атлантида» есть описание домов будущего:

«Есть у нас дома света, где производятся опыты со всякого рода светом и излучением и со всевозможными цветами и где из тел бесцветных и прозрачных мы извлекаем различные цвета (не в виде радуги, как мы это видим в драгоценных камнях и призмах, но по отдельности). Мы умеем также усиливать свет, который передаем на большие расстояния, и можем делать его столь ярким, что при нем становятся различимы мельчайшие точки и линии. Здесь же производим мы опыты с окрашиванием света, со всевозможными обманами зрения в отношении формы, величины, движения и цвета, со всякого рода теневыми изображениями.

Мы открыли также различные, еще не известные вам, способы получать свет из различных тел. Мы нашли способы видеть предметы на большом расстоянии, как, например, на небе и в отдаленных местах; близкие предметы мы умеем представить отдаленными, а отдаленные – близкими и можем искусственно создавать впечатление любого расстояния. Есть у нас зрительные приборы, значительно превосходящие ваши очки и подзорные трубы. Есть стекла и приборы, позволяющие отчетливо рассмотреть мельчайшие предметы – как, например, форму и окраску мошек, червей, зерен или изъяны в драгоценных камнях, которые иначе не удалось бы обнаружить, и найти в крови и моче вещества, также невидимые иным способом».

* * *

Широко известно, что Усама бен Ладен родился в богатой семье из Саудовской Аравии. Гораздо меньше известно, что богатство его семьи лежит в западных банках, вопреки закону пророка. Если бы он родился бедняком, все могло бы быть совсем по-другому. Или если бы он родился в богатой семье в другой стране. Если бы он был сыном итальянского промышленника, например, он бы удовлетворил свои религиозные чувства, вступив в монашеский орден Даниэля Комбони, девизом которого служила фраза «Африка или смерть!».

Для этого альтернативного Усамы, монсеньера Джакомо Ладини, было бы невозможно настолько позабыть о святости жизни.

* * *

Он лежал у канавы и видел невероятно реальный сон. Великопостный карнавал. За плывущей фигурой Христа идет толпа танцующей молодежи. Играет техно. Улица узкая, и людей вжимает в стены древних зданий. Кричат по-немецки и по-французски. Должно быть, это Базель, город аптекарей. Христос совершает рукой движение, такое же, как флагелланты, которые ходили по городам долины Рейна во времена эпидемии «черной смерти» и говорили: «Я вор, я лжец, я изменник». Только Его движение рукой не признание: Христос и толпа снова и снова утверждают движением руки тысячелетия любви и мира.

Лица в толпе разные. Всеми движет общая радость, а потом раздается хлопок пояса самоубийцы, дуновение воздуха и взрыв – и карнавальную платформу, Христа и многих из толпы разрывает в клочья.

* * *

С пляжа его притащили в беленую мечеть, отделенную от моря стеной из кораллов и базальта. Мечеть была старая: первых мусульман Кисмайо хоронили в ее внутреннем дворе. Оконные рамы и двери из мангового дерева были покрыты изысканной резьбой.

Его бросили на цементный пол в почерневшей от дыма задней комнате. Его тошнило. Звенело в ушах. Гора мобильных телефонов на ковре вибрировала, поднимая частички ладана и засохшего дерьма, видимые в луче света, падающем из окон, забранных решеткой, но не застекленных. Перед глазами все плыло. Когда фонарь осветил комнату ярче, командир и боевики показались ему сошедшими с голландского портрета.

Командир сидел на ковре, скрестив ноги. Он узнал его: Юсуф Мохаммед аль-Афгани, глава Аль-Каиды в Сомали. Слишком коренастый для сомалийца, но наделенный типичным для них тщеславием. Волосы завиты и блестят, как у джазового певца, короткая борода напомажена и выкрашена хной в цвет имбиря.

Волосы – вот что отличало пакистанцев, сидевших по обе стороны от Юсуфа. Курчавые, перепутанные, как каракуль, они покрывали их лица и плечи, руки и даже тыльные стороны ладоней и жирно поблескивали под намотанными на голову платками.

Он насчитал в комнате около дюжины человек – в основном сомалийских мальчиков с очень белыми зубами. Автоматы Калашникова и гранатометы стояли у стены, у другой были свалены мешки с ладаном. Кто-то сидел на ящике с патронами. Над дверью висели дешевые китайские часы с изображением мечети Аль-Харам, что в Мекке.

За спиной Юсуфа висела оправленная в рамку страница из Корана, вырезка из газеты с портретом Усамы бен Ладена и постер французского футболиста Тьерри Анри в форме «Арсенала». Крысиный помет. Мусор. В центре комнаты на невысоком чадящем костерке стоял чайник, а рядом с ним – миски, горшок с дымящимся рисом, нут, сладости и изюм, привезенный на лодке из Карачи. Настоящая барсучья нора: маленькая, зловонная и опасная. Кисть голландского живописца покрыла лица глубокими тенями.