Знали бы, каково живется большей части населения земного шара, может быть, ценили бы. А так смотрели все больше на витрины США и Европы. (Золотой миллиард, ведь вы этого достойны!) Опять же не слишком интересуясь тем, что и там на задних дворах происходит, и в упор не видя того, что из всей нашей биомассы в Золотой миллиард пустят малую долю процента. Оно, конечно, печально, что у нас не было микроволновок, стриптиза и трех машин на семью, зато не было и наркоманов, бандюганов, тысяч бомжей и беспризорников и такого количества проституток. Что лучше, что хуже… Кстати, для большинства нашей публики уровень жизни так европейским и не стал. А сейчас я уже точно знаю, что парижские клошары воняют ровно так же, как и наши. Да и берлинские бездомные – тоже.

Теперь, видно, будет опять, как в Риме или Греции, – гражданин имеет кучу всяких благ, которые не граждане по определению иметь не могут, но и спрос с него особый. А что, вполне разумно. Тем более что очень многие успели убедиться на своей шкуре, что особенно было поучительно, – ровно никаких прав человек вообще-то без государства за плечами не имеет. Никто и звать никак, и обидеть его может каждый, кому только охота такая будет. И обижали, что характерно.

Потому как человек в одиночку – слаб и беззащитен, каким бы крутанским крутанцем он ни был. И спать ему надо, и видит он не на триста шестьдесят градусов. Потому уязвим. Когда окружен семьей, сила его возрастает. Становится его силой сила всего рода. Сольется несколько родов в племя – суммируется мощь, еще сильнее человек становится. А объединившись с другими в государство, получает куда большие возможности для улучшения своей жизни. Одна беда: чем больше людей, тем больше всяких ловкачей – это в крестьянской семье не полодырничаешь, а в большом государстве возможностей пофилонить куда как больше. Да и соседние государства стараются подножку подставить, людишек всяких нанимают. Вон помнится, читал перед самой Бедой рассуждения наших правозащитников, по которым получалось, что вообще практически любой человек вполне имеет право получить гражданство РФ с ходу, где бы он ни родился и чем бы он ни занимался. Причем обязанностей перед этой самой РФ гражданство, по мнению правозащитников, не требовало. Ну как это у них всегда – права есть, и безграничные, а обязанностей – нет. Никаких. Тебе должны, а ты свободен, кому был должен – всем прощаю! С чего именно наше государство должно делать странный шаг – давать гражданство всем подряд, чего не делают нигде. Это вопрос любопытный был… Особенно когда вспоминаешь, что Великий Рим помер от такого набора в граждане всех живших на окраинах варваров.

Когда погрузка уже подходит к концу, с улицы доносится короткая басовитая очередь крупнокалиберного. Начинаем таскать добро бегом. На улице потихоньку-полегоньку нарастает стрельба. Это-то понятно – на нашу суету приперся очередной морф, иначе не стал бы Серега дефицитные крупнокалиберные патроны жечь. А на грохот начали сползаться местные жители, любят они на шум переться. Значит, затикал таймер. Дальше уже по проверенному сценарию – чем дольше стреляешь на одном месте, тем гостей больше.

– Все забрали? – кричит от входа Демидов.

– Почти все! Густо валят?

– Терпимо! Минут десять еще есть. Только грузовики уже битком, считай!

Ладно, вроде бы и впрямь все уволокли, что попалось на глаза и было в списке.

Галопом вместе с Вовкой и Надей пробегаем по пустым кабинетам, сгребая все подходящее. Вовка ухитряется найти в одном из брошенных кабинетов две бутылки коньяка, забирает их с собой.

Демидов горланит отход. Пальба идет густо, хотя наши бьют пока одиночными, не дошло еще до очередей, но и одиночными садят часто. И не из бесшумок.

Все, пора. Теперь уже точно пора.

Грузовики начинают трогаться с места. Мы в установленном порядке шустро грузимся в свой БТР. Я все-таки зацепился коробкой с одноразовыми шприцами за броню, чуть не выронил. Все, загрузились. Движок взрыкивает, поехали.

Вообще-то БТР-80 вмещает по плану одиннадцать человек. Нас тут двенадцать, да с коробками. Правда, Демидов – тощий подросток. Зато наш новичок со странным прозвищем Енот занимает куда больше места, чем ему положено, – нога у него после перелома бедренной кости еще не в порядке, потому он и сидит на заданиях сиднем в БТР, а ходит с костылями. Но как стрелок он хорош, и напротив его амбразуры лучше зомби не болтаться.

Приобретение как раз с того боя, когда Ильяс зубы потерял. Крепко мы тогда вляпались, чудом выжили. Нарвались в незнакомом месте на засаду, потом чуть в горящей квартире не поджарились. И этого парня с перебитой ногой полночи таскали с места на место. Я думал, он недотянет до больницы. Живучий оказался. А я его потом в больнице и не узнал: вот, говорят, ваш парень из охотничьей команды. Я гляжу – худенький подросток лежит, незнакомый совсем. Нога на скелетном вытяжении, и груз такой нехилый привешен – явно больше десяти килограмм, что многовато для подростка. Хорошо не ляпнул чего, не подумав, научился уже язык удерживать при людях, а то раньше все себе наживал неприятностей.

Поздоровался, присмотрелся – нет, понял, не подросток, он уже мужик. Молодой, но мужик, просто жилистый, худощавый очень, вот за подростка и сошел, конституция на первый-то взгляд обманчивая. Нос перебит не по одному разу, да и на короткостриженой голове шрамы тоже видны. Физиономия грустная, глаза такие глубоко карие. Выразительные и тоже очень печальные. Девкам такие нравятся, вид лицу придают романтический.

Поспрашал я его о том о сем как пациента, ушел в недоумении. Кто такой, почему не знаю?

Потом только до меня доперло – он из той непонятной разведгруппы армейской, которую их же начальство и списало, подставив очень серьезно. А заодно и нас с Ильясом, дураков лопоухих. Осталось от этой группы два человека – капитан бывший Ремер да вот еще этот Енот, а остальных мы потом съездили и похоронили, закопав скрюченные горелые трупы в мерзлую землю на забытом богом пустыре.

Ночью-то да в стесненных обстоятельствах я его закопченную грязную мордочку не запомнил совершенно, а он вон какой оказался. Мне тогда главное было его живым с рук долой сдать, сработали чисто скоропомощные рефлексы, а к охоткоманде я его причислил, только чтобы не заморачивали вопросами ни при доставке через Финский залив, ни в больнице. А он тоже затихарился, прикинулся шлангом.

Правда, это он такой смиренный, печальный и легкоранимый только с виду, как мне кажется. Во всяком случае, из больницы его выперли с некоторым скандалом – две медсестрички из-за него повздорили, до драки. (Самое нелепое зрелище – женская драка, доложу я вам!) И когда наш майор представлял нам нового нашего сотоварища, мне не давало покоя, что очень он мне напоминает кого-то. Как только его сослуживец Ремер отрекомендовал его как человека с позывным «Енот», картинка и сложилась. Ну точно, именно енот! Раньше у него позывной другой был, а тут, видно, на запасной вариант перешел. И метко же сказано. Енот тоже с виду грустный такой, печальный взгляд черных больших глаз и сгоряча тянет его погладить, пожалеть – ан он за это легко может тяпнуть, зубы у него острые, характер вредный, непоседливый, всюду ему интерес есть и лазает повсеместно. Опять же легко приберет, что плохо лежит, а что хорошо лежит – легко переведет в категорию «плохо лежащего», да еще дрессировке не подвержен совершенно, чего женщины в этой милой пушистой, грустно глядящей зверюшке в упор не видят…