Австралия и Новая Зеландия в тот день также объявили Германии войну. Аналогичное решение приняло и правительство Британской Индии, которое не удосужилось, однако, посоветоваться с индийскими политическими лидерами. Южная Африка объявила войну тремя днями позже, после того как в стране произошла смена правительства. Неделей позже официально вступила в войну Канада. В ту ночь немецкой подлодкой U–30 был потоплен английский пассажирский пароход Athenia. Из 112 погибших в этой катастрофе 28 были гражданами США. Незамеченным прошло неохотно принятое в тот день Чемберленом решение ввести в состав правительства самого большого критика его политики – Уинстона Черчилля. Возвращение Черчилля в адмиралтейство, которое он возглавлял в начале прошлой войны, побудило Первого морского лорда – главнокомандующего Королевскими военно-морскими силами – передать на все корабли флота сигнал: «Уинстон вернулся!».

В Берлине не испытали радости, когда стало известно об объявлении Англией войны. Большинство немцев было потрясено и удручено этой новостью. Они рассчитывали на удачу, все время сопутствующую Гитлеру, полагая, что она принесет им победу над Польшей, позволив в то же время избежать общеевропейской войны. Затем, несмотря на все попытки Бонне увильнуть, в 17.00 часов истек срок французского ультиматума (текст которого до сих пор не содержал этого ужасного слова – «война»). Хотя преобладающим настроением во Франции было равнодушное il faut en finir – «с этим надо покончить», на самом деле настроенные против войны левые нашли взаимопонимание с пораженцами из правых, которые не хотели «умирать за Данциг». Но еще более тревожным стал тот факт, что некоторые высшие офицеры французской армии стали убеждать себя, будто к войне их подталкивают англичане. «Они хотят поставить нас перед свершившимся фактом, – писал главный офицер связи при французском правительстве генерал Поль де Виллелюм, – потому что англичане боятся, как бы мы не размякли». Девятью месяцами позже именно он внушит пораженческие настроения следующему премьер-министру Франции Полю Рейно.

Новости о двойном объявлении войны вызвали бурную радость в Варшаве. Не ведая о сомнениях, в которых пребывали французы, ликующие поляки собрались перед посольствами двух стран. Государственные гимны трех, теперь уже союзных, стран постоянно звучали по радио. Многие поляки оптимистически надеялись, что обещанное французами наступление быстро повернет ход войны в их пользу.

Но в некоторых местах происходили крайне неприятные события. Часть поляков стала нападать на своих немецких соседей, намереваясь отомстить за вторжение в их страну. В атмосфере страха, ненависти и хаоса, вызванной началом войны, в целом ряде мест этнические немцы подверглись нападениям. 3 сентября в Быдгоще (Бромберге) провокационная стрельба по полякам на улице привела к резне этнических немцев, в результате которой погибли 223 человека, хотя официальная немецкая история считает, что погибла 1 тыс. человек. Оценки числа погибших на всей территории Польши этнических немцев колеблются от 2 до 13 тыс. человек, но самой вероятной является цифра около 6 тыс. человек. Впоследствии Геббельс раздул эту цифру до 58 тыс. человек, пытаясь оправдать немецкую кампанию истребления поляков.

В первый же день европейской войны немецкая Четвертая армия, наступая из Померании, сумела захватить Данцигский коридор в его самой широкой части. Восточная Пруссия была физически воссоединена с остальной территорией рейха. Передовые части Четвертой армии также форсировали Вислу в ее нижнем течении и захватили плацдарм на другом берегу.

Третья армия, наступающая из Восточной Пруссии, продвигалась на юго-восток по направлению к реке Нарев, стремясь обойти с флангов Модлин и Варшаву. Тем временем группа армий «Юг» заставила отступить польские войска в районе Лодзи и Кракова, нанеся им значительные потери в живой силе. Люфтваффе, уничтожив основную часть польской авиации, теперь смогли сосредоточиться на непосредственной поддержке частей вермахта, а также на бомбардировке тыловых польских городов, чтобы дезорганизовать движение на дорогах.

Немецкие солдаты с ужасом и презрением взирали на нищие польские деревеньки, через которые они проходили. Во многих из них, казалось, вообще не было поляков, а одни только евреи. Солдаты говорили, что деревни были «ужасающе грязными и очень отсталыми». Реакция немецких солдат стала еще острее, когда они увидели «восточных евреев» с бородами и в лапсердаках. Их внешность, «хитрые глаза», «заискивающе дружелюбные» манеры, когда они «почтительно снимали шляпы перед немецкими солдатами», казалось, более соответствовали нацистским пропагандистским карикатурам в злобно-антисемитской газете Der Stuermer, чем внешность тех ассимилированных соседей-евреев, с которыми они встречались у себя в рейхе. «Каждый, – писал один ефрейтор, – кто еще не стал беспощадным врагом евреев, обязательно станет таковым здесь». Не только эсэсовцы, но и рядовые солдаты вермахта принялись издеваться над евреями. Они с большим удовольствием избивали их, отрезали бороды у стариков, унижали и насиловали девушек и молодых женщин (и это несмотря на Нюрнбергские законы, запрещающие смешение рас), поджигали синагоги.

Но прежде всего солдаты помнили предупреждения, полученные перед началом вторжения, – об опасностях диверсий и нападения партизан. Если где-то раздавался случайный выстрел, то подозрение тут же падало на всех евреев, которые находились поблизости, хотя нападали, вероятнее всего, поляки. Целый ряд кровавых расправ происходил после того, как перепуганный часовой открывал огонь, а все остальные, бросаясь ему на помощь, тоже начинали стрелять, причем иногда по своим. Офицеры были в ужасе от отсутствия дисциплины при применении оружия и своего бессилия пресечь эти нарушения, которые стали называть Freischaerlepsychose – маниакальным страхом перед партизанами. Но мало кто из офицеров что-нибудь делал, чтобы остановить слепую месть немецких солдат после таких инцидентов. Те бросали гранаты в подвалы, где прятались мирные жители, а не партизаны, и считали такие расправы законной самообороной, а не военным преступлением.

Маниакальный страх немецкой армии перед партизанами привел к тому, что по пути своего следования немцы оставляли кровавый след из расстрелянных без суда и следствия людей и сожженных деревень. В очень немногих воинских частях утруждались юридическими процедурами. Поляки и евреи просто не заслуживали такого внимания к себе. Некоторые воинские части отличались особой жестокостью. Худшей из всех была дивизия СС Leibstandarte Adolf Hitler (дивизия «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»),костяк которой составляла личная охрана фюрера. Однако большинство убийств все же совершали Einsatzgruppen SS (айнзацгруппы предназначались для проведения политики террора на оккупированных территориях), полицией безопасности и жаждущими мести отрядами так называемой самообороны этнических немцев – «фольксдойче». Это происходило после того как передовые части армии продвигались вперед.

Немецкие источники свидетельствуют, что на протяжении тех пяти недель, которые заняла польская кампания, было расстреляно более 16 тыс. гражданских лиц. Подлинная цифра скорее всего намного выше – к концу года было убито почти 65 тыс. человек. Около 10 тыс. поляков и евреев было расстреляно отрядами этнических немцев в каменном карьере неподалеку от Мнишека и еще 8 тыс. в лесу рядом с Карлсгофом. В качестве коллективного наказания жителей каратели сжигали дома, а нередко и целые деревни. В целом было сожжено дотла более 500 деревень и местечек. В некоторых местах по зареву горящих в ночи деревень и хуторов можно было проследить, где прошла немецкая армия.