19:25 мск

Московская область

Звездный городок

Отдыхать оставалось меньше недели — обоим. Алена, которой с первого сентября опять предстояло стать Аленой Михайловной, нежилась в «отцовском» кресле, которое будет в ее распоряжении еще три с лишним месяца, до возвращения Сергея. Сашка в одних трусах стоял за гладильной доской — несмотря на все ее поползновения, доверить матери столь ответственное дело, как глажка парадки перед возвращением из отпуска, было совершенно немыслимо. Хотя первые трое суток дома он буквально купался в ее квохтанье, благосклонно принимал пирожки и прочие домашне-кулинарные изыски. Потом наступил черед забегов по друзьям, включая таковых женского полу. Это Алену нервировало — поднаторевший в училищных самоходах младший конспирацию блюл свято и знакомить ее с подругами (подругой?) не спешил. Одну — рыжую, сантиметра на два выше сына, она случайно увидела с ним в «Востоке». Прошла, само собой, мимо, хотя любопытство просто выжигало изнутри. Деликатный обыск сынулиной комнаты, разумеется, в его отсутствие, результатов не дал — училищная школа и тут оказалась на высоте. Даже по отношению к навыку педагога с двадцатилетним стажем. С Пашкой было проще — тот как влюбился в восьмом классе в девочку из параллельного, так и увез ее в июне с собой на «точку». И если Алена что-то понимала в этой жизни, ждать внука ей оставалось с полгода. Как раз дед (эх-х… А она будет — бабка… Надо же…) со своей Луны вернуться успеет.

— Девятнадцать тридцать! — Еще четыре года назад Сашка сказал бы «полвосьмого». — Мам, врубай пятнадцатый!

Алена пошарила в глубинах временно, но плотно оккупируемого ею кресла — пульт так и норовил затеряться в дебрях подушек. Чем хороши маленькие городки, растущие вокруг действительно серьезных контор, — так это своей, особой общностью. Пятнадцатый канал был «для своих». Ну да, в Штатах канал НАСА общедоступен — но у наших, как всегда, собственная гордость. Космические сюжеты крайние лет десять давали по центральным программам раза в два-три чаще, чем до перехода Сергея в Отряд, но по «пятнашке» информация проходила с пылу с жару, да и причесать ее под официоз не всегда успевали. Почти никогда, чего уж.

Успели как раз вовремя — картинка была, как из сказки. На «Восточном» стояла глубокая ночь, ракета сверкала в лучах прожекторов, как ледяной замок, — что подчеркивалось оседающим в тех же ослепительных лучах кислородным паром. На мгновение тепло летнего вечера продернуло холодом, даже захотелось завернуться в плед, но только на мгновение. Звуковой ряд шел вживую — со всей положенной предпусковой суетой, один деятель даже матюкнулся в эфир, вызвав профессиональное желание сделать замечание. Счетчик в правом верхнем углу отсчитывал минуту до старта, уже отошла башня, реплики в трещащем эфире поднимались до звенящего крещендо, чтобы достичь кульминации в знаменитом:

— Пять!

— Четыре!

— Три!

— Два!

— Один!

19:45 мск

Хабаровский край

Окрестности г. Углегорск

Космодром «Восточный»

— Подъем!

— Есть контакт подъема!

Эти слова звучали уже бессчетное множество раз, и все равно — каждый из сидящих и стоящих в зале как будто сам отрывался от Земли. Экраны полыхнули белым, через полторы секунды до бункера докатилась первая волна, передавшаяся дрожью пола через подошвы форменных ботинок, щегольских туфель и простецких кроссовок. Еще через пять секунд, как раз под «Тангаж, рысканье, вращение в норме», подошла вторая волна, воздушная. Теперь вибрировали и стены. На главном экране тяжеловесная конструкция из пятерки «сосисок» — центральная подлиннее, боковые покороче — все увереннее и увереннее карабкалась в черное небо, опираясь на ослепительный столб огня.

— Красиво, ч-черт! — Из пары десятков толпившихся в зале военных и штатских реально работали только четверо в фирменных черно-синих куртках, в среднем по два монитора и полтора компа на нос. Не пятьдесят седьмой год, чай. Так что остальные — те, чье время еще не пришло, и те, чья работа уже завершилась, — имели полную возможность кто нервничать, кто любоваться.

— Угумс, — собеседник был как раз из тех, кто нервничал. Штатский костюм сидел на нем, как мундир — не современное не пойми что, а гусарский, золотого девятнадцатого века. Из разряда «смерть барышням». Глядел гусар через плечо невзрачного мужичка за крайним пультом. У того, помимо стандартной клавиатуры и «мыши», под правой рукой примостилась черная коробка с красной кнопкой под мутноватым оргстеклом. Коробка имела вид совершенно советский — винты под плоскую отвертку, с полукруглыми головками, уходящий куда-то за стол кабель. Тоже явно из запасов «на случай ядерной войны» — толстый, сантиметра полтора. Хороший кабель, военный. Однако ж губчатой резины подушка под запястье была вполне удобной: рука в сине-черном лежала без напряжения, в миллисекундной готовности отбросить крышку и давануть на красный кружок со всей мужичковой дури.

— Отсечка первой ступени… десять секунд… минус один, минус два, минус три… Есть отсечка первой ступени!

— Хороший запас, — поклонник красоты был спокоен. Мартышка-переросток, прямая противоположность отбивающему дробь по крышке планшета гусару. Однако ж то ли умел излучать уверенность и спокойствие по желанию, то ли действительно нервы имел отнюдь не мартышечьи. А может, и то, и то сразу.

— Хороший. Подожди, Абрам… — очередное «в норме» позволило нервному слегка сбросить напряжение.

— Ты переживаешь, как будто там живые.

— Живые — не живые… Погоди маленько, а?!

— Есть увод САС![18]Есть сброс головного обтекателя! — сообщения сыпались, как из пулемета. Большой нужды в них не было — всякий, кому надо, все видел и так, но — традиция. Мужичок слегка откинулся на спинку кресла, устало, будто мешки ворочал, вздохнул и убрал руку от красного кругляша.

— Ну все, Филоныч, расслабься. — Любителя красоты, похоже, самого отпустило только теперь. — В первый раз, что ли?

— Считай, в первый. На запуске крайней «Легенды»[19]был, конечно. Но вояки не в счет.

— «Вояки», ха. А сам-то кто?

— Кто-кто. Дед Пихто. Это, Абрам, хоть и было давно и неправда, но военные дела — это, можно сказать, проза жизни. А Луна — это, понимаешь, для души.