— На такой успех никто не рассчитывал.

— Но когда вы знакомились с фиктивными приказами, у вас было желание...

— У меня было такое желание, — перебил прокурор, — но у меня не было с собой пистолета. Объясните, при чем тут Дронов?

— У меня появился шанс, который впору называть историческим, и я не могу упустить его. Для меня Дронов — самая удобная кандидатура. По многим причинам, — добавил генерал. — От вас я требую ответить — да или нет. Чтобы гарантировать вам безопасность в случае утвердительного ответа.

«Главное, вовремя сказано», — заметил прокурор. Он колебался ровно секунду. Собственно, выбора у него не было. Нет — означало положить голову на плаху.

— Да.

— Хорошо. Теперь я объясню, почему остановил свой выбор на вас. В середине января 1995 года вы уже имели контакт с одним офицером Службы и до сей поры не расстались с желанием завершить это дело.

— Откуда вы об этом знаете?

— Ворона на хвосте принесла. Так что вы для меня человек не совсем с улицы. Я предлагаю классическую схему: создание мифической структуры, которая выступит с обвинениями, основанными на ваших документах, и возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. Потом она таким же мистическим образом исчезнет. Предлагаю рабочее название «Второй кабинет».

— Исчезнет, сказали вы?

— Да. Но ее место займу я.

— Для чего?

— Для того чтобы согласиться с мотивами обвинений, выдвинутых «Вторым кабинетом», и продолжу разыгрывать тему. Помимо имеющихся бумаг всплывут другие документы, которые я уже начал собирать. Среди них планы правительства на ближайшую перспективу. Вы же знаете, что в Белом доме работает отдел Службы, в который вы и передали документы.

— Не боитесь за себя?

— После открытого выступления спецслужбы начнут с меня пыль сдувать, лишь бы со мной ничего не случилось. Со мной начнут договариваться даже те, на кого я работаю.

Хворостенко думал похоже. На его взгляд, убийство Дронова — это как артподготовка. Без нее идти в атаку бесполезно — постреляют. Убийство — это дальнейшие серьезные намерения заказчиков, их нешуточные претензии, сильный шаг, сделанный с «дочерней» структуры. Действительно классика. Действительно кости, без которых немыслимо даже гадание. Собственно, это то, над чем прокурор размышлял чуть раньше: при живых и здоровых генералах, занимающих высокие кресла, их разоблачение невозможно. Рассекречивание материалов происходит лишь в двух случаях: по срокам и смерти конкретного лица или группы лиц, и чаще по совокупности. Что в равной степени относилось и к намерениям опубликовать секретные материалы.

— Мне кажется, я где-то...

— Только кажется, — оборвал генерал. — Вы нигде не могли слышать мой голос.

— Я хочу уточнить вопрос о приоритете.

Генерал понял собеседника.

— Документы, которыми я располагаю, довершат начатое. И в этом свете абсолютно неважно, кто поднял шум, кто взял на себя ответственность за убийство военного советника. Он лишь прыжковый мостик. Наоборот, чем больше будет таких людей, тем лучше. И советую не забегать вперед: пройдет много времени — может, полгода, может, больше, все будет зависеть от расстановки сил на самом верху. Такие дела с наскока не делаются. Каждый шаг должен быть предельно взвешен.

— Вот в этом месте я должен обернуться, — решительно сообщил прокурор, — и спросить — кто вы?

И получил оригинальное разрешение — собеседник щелкнул клавишей на плафоне, и неяркий свет разогнал темноту в салоне.

Хворостенко обернулся и разглядел черты лица собеседника. Собрал на лбу морщины, вспоминая. Несомненно, он где-то видел этого человека, который едва ли не на голову возвышался над...

Военный прокурор был готов к этому, однако ему захотелось активно подвигать всеми членами своего тела, чтобы сбить ледяную корку. Он узнал личного телохранителя главы государства, хотя видел его всего несколько раз по телевизору. Камера ненадолго застывала на его суровом лице и переключалась на другое. Однако всегда было интересно заострить свое внимание именно на нем, более закрытой персоне, нежели его шеф.

И Хворостенко в одну минуту разобрался, что именно гложет этого человека. Они были похожи в одном. Каждого точило одно-единственное слово: перспектива. Как и Свердлин, работая в охране президента, не видел перспективы, так и прокурор не видел будущего за демаркационной линией своего дома. Он смотрел на личного телохранителя президента и видел в его черных зрачках усталость: ему еще долго ходить в охранниках.

Если подаст в отставку, то получит какое-нибудь теплое место — не более того. Он постоянно видит, как шикуют генералы от политики, бизнеса, видит реальную власть в их руках. «Люди идут во власть для того, чтобы иметь власть над людьми» — с этим спорить невозможно. Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Тем не менее в положении личного телохранителя президента достичь таких высот можно было лишь на примере его предшественника, генерала Коржакова, который, сделав блестящий ход, прибрал к рукам Тульскую область.

Он хочет поиметь власть, которая пока еще имела его. Но в его сегодняшнем положении искать поддержку среди политиков равносильно панели — тут же поимеют со всех сторон. Сложное положение, когда и хочется, и колется. Но без поддержки ему не выжить уже сейчас — это надо понимать. Сегодня криминальные группировки в сто раз честнее правоохранительных органов, уверенно рассуждал прокурор, успевший поработать и на тех, и на других. Профессиональные силовики уже давно перешли в частные структуры. Порой дело доходит до абсурда. Целый месяц не могли даже напасть на след террористов, устроивших взрыв в Каспийске 9 мая 2002 года. Послали известного профессионала, которого некогда «съел» Рушайло, будучи главой МВД. И этот профессионал отыскал всех, а это два десятка человек, вывел их на чистую воду и отдал под суд[4].

Нельзя сказать, что у Свердлина был беспроигрышный вариант с прокурором как человеком со стороны, но он был единственным, размышлял Хворостенко. Генерал не может взять в компанию кого-то из своего окружения. Поскольку этот кто-то сразу прикинет: лучше взлететь с костей генерала, чем разбиться насмерть вместе с ним. Военный прокурор хорошо это понимал и в своей практике видел подобные случаи стремительных взлетов и неудачных приземлений; иногда приземляться просто не давали.

Оба они понимали друг друга как в меру своей испорченности, так и внутреннего состояния.

Хворостенко смотрел на генерала и не мог не видеть в нем яркую фигуру, которая в его глазах уже начинала посверкивать. Сколько предложений поступит от различных организаций и движений — не счесть.

Да, все так. Но он буквально выезжал на примере своего предшественника, о котором Ельцин писал: «Очень порядочный, умный, сильный и мужественный человек, хотя внешне кажется очень простым. Но за этой простотой — острый ум, отличная и ясная голова». И прокурор в связи с этим вгляделся в собеседника более пристально. Словно действительно пытался разглядеть тот призрачный блеск. И, как показалось, увидел, как тает в нем демаркационная линия.