"Никто даже не спросил моего имени. Так принято или я сделал что-то не то?".

Пока я недоумевал, разговоры у костра шли своим чередом.

— Знавал я когда-то одного ковбоя, — начал молодой вихрастый парень, сворачивая самокрутку и хитро поглядывая вокруг. — Исключительно исполнительный был человек. Дай ему только задание сделать то-то и то-то, он и рад стараться. Как-то однажды посылает его босс пригнать на ранчо всю живность, что бродит к югу от горного хребта. До вечера ковбоя никто не видал, а как стало темнеть, глядь — идет и ведет с собой сто двадцать семь голов крупного рогатого скота, тридцать овец, три снежные козы, семь индюков, рыжую рысь и двух медведей… И это еще не все — он заклеймил их всех до единого!

Взрыв хохота был такой силы, что казалось, он достиг самих звезд. Только смех стал стихать, как прорезался голос очередного юмориста.

— А чего?! Все верно! Только насчет овец соврал, — с невинным видом произнес, сидящий рядом, крепыш с красным платком на шее, сбитым на бок. — Коровы и овцы в одном стаде не ходят.

Новый взрыв хохота взорвал тишину. Отхлебнув черной и горькой жидкости, только запахом, напоминающим кофе, я прислушался к разговору начальника с пожилым ковбоем. Там шел степенный разговор о ценах на говядину, торговце Джексоне и даст ли он цену, как в прошлом году. Мексиканцы просто сидели молча, глядя в огонь. От нечего делать, снова прислушался к разговорам молодежи, тем более что те уже перестали травить анекдоты.

— Тим, ты Сэма Сандерса, помнишь?

— Помню. У него только две радости в жизни. Виски и драка. А что с ним такое?

— Повесили его.

— Да ну! За что?!

— Через его же дурость! Помните, шайку конокрадов словили, Норта Твидла. Их еще в Форт-Брауне судили. Народ съехался со всех сторон поглядеть, как их вешать будут. Ну и Сандерс, конечно, приехал. И сразу в салун. Кинул в себя несколько стаканчиков виски, после чего решил выяснить отношения с человеком, стоящим рядом с ним у стойки. Начали они махать кулаками, пока Сэм за нож не схватился, но не успел он и глазом моргнуть, как на него народ, сидевший в баре, насел. Скрутили и за решетку кинули.

— А вешать то за что? Он же…

— Да молчи ты! Дай дослушать! — зашикали на парня, перебившего рассказчика.

— Через час после драки состоялся суд. Собирались вешать четырех конокрадов, а повесили пятерых. Вместе с Сэмми Сандерсом.

— Как так? Его за что? Как такое случилось? — теперь уже со всех сторон раздались недоуменные голоса.

Ковбой затянулся последний раз, кинул окурок папироски в костер, выдержал паузу, как и положено умелому рассказчику, и только потом продолжил: — Забыл вам сказать, что судья, который председательствовал, имел здоровенный синяк под левым глазом. И был это никто иной, как Рони Пайпер.

— Так это он с судьей подрался?! Вот придурок!

— Тогда все поня-ятно! — протянул один из ковбоев. — Одна кличка судьи сама за себя говорит. "Вешатель".

— Парни, это не тот ли судья, который вешает всех подряд, без разбора?

— Этот. Ни одного приговора не отменил.

— Говорят, он уже сотню человек повесил.

После этих слов наступила тишина. Этим молчанием воспользовался старший ковбой: — Все! Хватит языки чесать! Ложитесь спать!

Ворчание ковбоев было явно чисто символическим жестом недовольства, потому что не успели они завернуться в свои одеяла, тут же мгновенно заснули. Вслед за ними улеглись мексиканцы. Некоторое время я еще смотрел на затухающий костер, а потом и сам последовал их примеру.

Когда я проснулся, вокруг никого не было, зато в отдалении был слышны звуки движущегося стада — глухой рев быков, недовольное мычание коров, звонкое ржанье лошадей. Поднял голову. Костер догорал, а синий дым, клубясь, вздымался к начавшему светлеть небу. Пожилой ковбой, беседовавший вчера у костра с боссом, сейчас запрягал в фургон лошадей. Даже не повернув головы в мою сторону, он закричал: — Завтракать будешь?! Еда на тарелке! Кофейник на углях!

Встал я с трудом. Рана в груди и натруженные мышцы еще давали о себе знать. Ополоснувшись, сел на свернутое одеяло, возле затухающего костра. Закончив грузиться, ковбой подошел ко мне.

— Наливай себе кофе. Ешь. Я тоже кружечку выпью, — присев рядом, он взялся за кофейник. — Меня зовут Билл Лоутон. "Метатель еды".

Увидев недоумение в моих глазах, пояснил: — Это прозвище. Я повар.

Я ел жареное, чуть тепловатое, мясо, с такой жадностью, словно голодал как минимум неделю. Тарелка опустела в три минуты. Несколько секунд соображал, обо что вытереть жирные пальцы. Сорвал траву, вытер. Взял кружку с налитым кофе. Повар, наблюдавший за мной, нейтрально заметил: — Ковбой бы вытер руки о сапоги.

Попытка вывести на разговор. Дескать, если не ковбой, то кто ты? Поговорить хочешь? Пожалуйста. Мне, как раз надо узнать про дорогу, так почему не у него?

— Меня зовут Джек Форд. Спасибо за еду. Было очень вкусно.

Ковбой только кивнул головой, соглашаясь с моей оценкой его стряпни. Я подумал, что раз мы познакомились, приличия соблюдены, можно приступить к расспросам, но Лоутона, похоже, интересовал только сам процесс поглощения утреннего кофе. Пришлось самому продолжить разговор: — Слушай, Билл. Я тут, похоже, немного заплутал.

Повар вел себя так, словно я говорил сам с собой. Поставив кружку на камень, достал кисет и трубку. Затем последовал неторопливый процесс набивки трубки.

— Мне бы хотелось, как можно быстрее достичь железной дороги, чтобы добраться… до Нью-Йорка.

Лоутон сделал первую затяжку, затянулся.

— Бежишь?

Я поперхнулся кофе и закашлялся. Вопрос ударил не в бровь, а прямо в глаз.

— Бегу… от себя.

В принципе, я сказал правду. Я бежал от "славы" Джека Льюиса.

— Где-то… я уже это слышал.

Он задумался, потом, словно просветлел лицом.

— Ты с Востока. Угадал?

"С Востока? Он, очевидно, имеет в виду, что я прибыл с Восточного побережья. А почему бы и нет!".

— Угадал, Билл.

Повар самодовольно усмехнулся и тут же начал объяснять, как ему в голову пришла эта светлая мысль: — Это было год назад, в Додж — сити. Как-то в баре, за стаканчиком виски, я разговаривал с одним мистером Лаковые Башмаки из Бостона. Набравшись, тот начал рассказывать о себе. Он, типа, газетчик. Вставил, как раз, эти самые слова. Он еще много чего говорил, и все как по писанному. Вроде, хотел "вдохнуть воздуха свободы". И прочий бред. Ты тоже в газеты пишешь?

— Не пишу.

— Акцент у тебя странный. Ты немец?

— Нет. Русский.

— Знавал я одного немца. Отто его звали. Неплохой был парень. Застрелили его в Додж-Сити. Хм. Россия? Вроде слышал, но не уверен, что именно о ней. Много тут вас приезжих, в голове путается. Давно в Америке?