некоторую информацию об их частном адвокатском бюро) они настоящие профессионалы своего дела и занимаются не столько адвокатской работой, сколько сбором информации для своих клиентов, с помощью которой не доводят дело даже до суда. Еще, что удивительно, занимаются поисками людей.

Выходило, что эта самая Лиза Травина – одна из самых крутых в Саратове адвокатов, что ездит по городу она в роскошном, дорогущем «Крайслере» и что ее муж, тоже адвокат, Дмитрий Гурьев помогает «отмывать» деньги местным чиновникам…

Все это указывало на то, что с ними надо бы держать ухо востро. Лишнего не говорить. Но и преждевременные выводы не делать.

Конечно, Михаил Фехнер этот, пианист, не убивал Кристину. Но на всякий случай надо же было кого-то задержать по подозрению в убийстве, тем более что все как один твердили, что это он… А вот интересно, почему все указывали именно на этого Михаила? Что это, сговор? Почему никто и словом не обмолвился о Сергее Гудкове?

– И куда же это вы нас везете?

– Могу – в прокуратуру, там же ваша машина… Могу показать Маркс при вечернем освещении… Могу отвезти поужинать в какое-нибудь приятное местечко…

– А гостиница тут есть?

– Знаете, я так понял, что сегодня вы никуда не уезжаете, поэтому хочу предложить вам провести вечер в одном на самом деле приятном месте. Там вы найдете и хорошую еду, и ночлег. Сказать, что это гостиница? Нет, хозяева сдают всего две комнаты, но с видом на реку. Они держат небольшое заведение, не ресторан, поскромнее, но там всегда полно посетителей. Хозяин – немец, его фамилия Кох. Никто даже не знает, как его зовут. Все «Кох» да «Кох». Вы сами поймете, когда поживете здесь, что тут много немцев. Раньше, до войны, здесь вообще была немецкая республика и Маркс назывался Баронском. Во время политической оттепели ворота в Европу, так сказать, распахнулись, и немцам было разрешено выехать на свою историческую родину, вот и хлынул отсюда поток в Германию… Очень много немцев уехало, целые семьи, кланы… Поблизости от Маркса есть множество сел, где жили немцы, вернувшиеся сюда после войны из казахстанских степей (в войну их, немцев, отправляли отсюда эшелонами подальше от центральной части страны), так вот и они тоже рванули в Германию. И мало кто вернулся. Да почти никто. А вот Кох никуда не уехал. Его бывшая жена и сын уехали, а он остался, женился на молоденькой музыкантше, они с Вандой спокойно и мирно жили себе здесь, держали свиней, свою коптильню, открыли маленькое кафе прямо на берегу Волги для рыбаков… И все было бы хорошо, если бы пять лет тому назад не погибла его жена Ванда. Так нелепо. Поехала в Саратов за покупками, с рынка возвращалась на станцию, стояла на остановке трамвая… И вдруг кто-то толкнул ее прямо под трамвай… Людей было много, трамваи долго не ходили… Знаете как, толпа, все норовят подойти ближе к подходящему трамваю… Кто-то не удержался. Навалился на нее, она была на каблуках, ногу подвернула… Словом, разрезало ее трамваем…

– Ужасная история, – нахмурилась Лиза. – Но вы-то откуда ее знаете? Вы же не местный…

– Мне рассказали ее в первый же вечер у Коха. Пригласили меня попить пивка с воблой, я и согласился. Думал, ну, забегаловка какая-то, ничего особенного. А как вошел, увидел, как чисто вокруг, как все красиво, стильно сделано… Музыка приятная играет (музыку никто из посетителей не имеет права заказывать, у Коха всегда звучит джаз или что-нибудь такое душевное, что любила его Ванда), пиво всегда свежее и холодное. Рыба сушеная первоклассная просто-таки! Кто не любит соленую рыбку, пожалуйста, тебе всегда поджарят ее на сковородочке или потушат карасиков в сметане. А уж какая копченая рыба – просто сказка!

– Вы так рассказываете, – вздохнула Глафира, – что так и хочется взглянуть на это заведение. Как хоть оно называется?

– Сейчас никак. Это раньше называлось «Ванда», а сейчас и вывески нет, «У Коха», вот как называется.

– Может, позвонить ему и спросить, есть ли у него места в его доме или гостинице?

– Говорю же, это не гостиница, а так, пристройка небольшая. Две комнаты с ванными, все как положено. Да чего звонить-то, когда через пять минут уже будем у него? Если все занято, он постелет наверху. На втором этаже, там он держит комнату для своих личных гостей.

Ровная гладкая дорога, по которой они ехали из утопающей в зелени окраины города в центр, спустя несколько минут уперлась в двухэтажное старинное здание, особнячок с современной пристройкой, и Лиза почему-то сразу догадалась, что это какое-то учебное заведение.

– Это и есть училище искусств. Наше все! – улыбнулся Данила, и вдруг Лиза все поняла.

– Скажите, Данила, а ведь вы наверняка женились на какой-нибудь музыкантше? Я права?

– Конечно! Вы бы видели мою жену, когда она только приехала сюда. Не девочка, а цветок. Помешана на музыке. Просто бредила музыкой. На меня вообще внимания не обращала. Родители ей сняли здесь квартиру, и она там с утра до ночи все занималась, занималась, барабанила по своим клавишам… Я к ней и так, и эдак… Совершенно непробиваемое создание. Упертая. Дисциплинированная. Серьезная. Словом, родители ей дали очень хорошее воспитание. В Саратовское училище поступить не смогла, там конкурс большой, так она здесь поступила, вы бы видели, как она была счастлива. Но ничего, бросила же в конце концов! Как в меня влюбилась, так все, конец пришел музыке. Музыкант – это не профессия. Музыкантов сейчас – как собак нерезаных. Она вот родит скоро, придет в себя, а потом поступит в Академию права, серьезное заведение.

Лиза расхохоталась.

– Да вы – тиран, Данила!

– Нет, просто я нормальный человек и понимаю, что к чему. Для общего развития ей это училище не помешало. Вполне может быть, что, не встреть она меня, она так и стала бы музыкантом, пианисткой и работала бы в каком-нибудь захолустье – в Озинках или Дергачах…

– Почему именно в Озинках или Дергачах?

– Да потому что истинных музыкантов, я имею в виду концертирующих, – раз-два и обчелся. В основном все выпускники работают в музыкальных школах, если же дальше хотят учиться, то поступают в консерваторию. А моя жена, она, как Ванда, предпочла музыке семью.

Проехав по бульвару мимо училища, они свернули на тихую пустынную улицу, и машина прибавила скорость. И уже минут через пять показалась другая окраина города, пост дорожной инспекции, миновав который они помчались вдоль шоссе до моста, под которым блестела розоватая в этот закатный час гладь реки, и,