При полной поддержке Переса Шалом уволил трех «возмутителей спокойствия»[790]. Они вынуждены были опозоренными покинуть службу, которой отдали всю жизнь, подвергнутые остракизму со стороны коллег, которых заставили поверить в то, что они предатели.

Но эти борцы за справедливость нанесли ответный удар. Поздно вечером 9 марта 1986 года они пришли в почти пустой центральный офис Министерства юстиции в Восточном Иерусалиме и проследовали в кабинет Генерального прокурора Ицхака Замира.

Встреча продолжалась три с половиной часа, и трое бывших сотрудников Шин Бет выложили все – не только историю с двумя палестинцами и попыткой подставить Мордехая, но и данные о внесудебных убийствах, пытках и лжесвидетельствах, которые практиковались в общей службе безопасности десятилетиями.

Заместитель государственного прокурора Дорит Бейниш не могла поверить, что Перес все выслушал и ничего не предпринял. «На вашей встрече с премьер-министром вы говорили о сокрытии преступлений?»

«Мы говорили обо всем», – ответил Хазак.

«Мне показалось, что небеса обрушились на нас, – сказал Иехудит Карп, заместитель государственного прокурора по специальным вопросам. – Невозможно переоценить то, что произошло тогда. Речь шла о вопиющем попрании закона, о разложении всех систем. Я не помню дела такого же уровня важности в истории государства Израиль»[791].

Сразу же были запущены два новых расследования: полицейское следствие по «ашкелонскому делу» и комплексная проверка работы Шин Бет комиссией во главе с Карпом.

Для Шалома это была катастрофа. Он пережил два расследования по лжесвидетельствам и по обвинениям во лжи, уволил троих «возмутителей спокойствия». Но два мертвых палестинских террориста как будто преследовали его. Теперь, когда весь заговор раскрылся, ему будет гораздо труднее убедить следователей поверить в другую вымышленную историю.

И все же Шалом и его союзники не сдавались. Вместо этого они развернули «широкую кампанию лжи, слухов и клеветы против троих борцов за справедливость и Министерства юстиции», – рассказывал Карп. За сотрудниками министерства организовывали слежку, их телефоны прослушивались в попытках собрать информацию для шантажа и для того, чтобы перехитрить своих оппонентов. По ночам чиновники Министерства юстиции получали анонимные телефонные звонки с угрозами, к Замиру была приставлена круглосуточная охрана. Однажды ночью к его дому была вызвана скорая помощь, хотя он был здоров. Ему на дом присылали венки. Журналистам через источники Шин Бет сливали слухи о том, что у одного из «возмутителей спокойствия» завязалась интрижка с заместителем государственного прокурора Бейниш.

«Наиболее удивительным было то, что тогда проявилась вся неограниченность власти Шин Бет, – говорила Дорит Бейниш. – Только столкнувшись с ней, мы поняли, что эта власть может быть направлена против кого угодно, даже системы законности, а при необходимости – и эшелонов власти. Мы вдруг почувствовали себя опороченными, беззащитными и подверженными опасности»[792].

Но Бейниш, Карп и участники полицейского расследования не сдались. Расследования продолжились и в апреле, и в мае 1986 года, несмотря на клевету и запугивания.

В конечном счете Шалом просто прибегнул ко лжи под присягой[793]. В ходе полицейского расследования он сначала заявил, что министр обороны Моше Аренс приказал ему убить ашкелонских террористов. Когда Аренс встретился в Шаломом 16 апреля 1986 года и эмоционально опроверг это заявление, Шалом извинился и сказал: «У меня было впечатление, что вы отдавали мне такой приказ, но теперь, после разговора с вами, я вижу, что ошибался и дело обстояло не так».

Следом он обвинил Шамира, который в то время был премьер-министром. Шалом объявил, что Шамир приказал ему забить палестинцев до смерти, а затем отдал приказ или, по крайней мере, одобрил сокрытие этого дела. Шамир тоже отказался от обоих обвинений Шалома. Снова пойманный на лжи, Шалом продолжал вилять. Он заявил, что на встрече в ноябре 1983 года премьер сказал ему, что захваченных террористов следует убивать.

Шамир опроверг это. В конечном счете Шалом отошел на позицию, что ему якобы были даны общие полномочия самому решать, что делать с террористами – даже до начала атаки на них – в тех случаях, когда он не может связаться с премьер-министром для получения указаний.

К маю 1986 года генеральный прокурор Ицхак Замир уже настаивал на привлечении к суду всех, замешанных в «ашкелонском деле», по обвинениям в убийстве, создании помех отправлению правосудия, лжесвидетельствовании и по другим статьям [794].

Шалом был загнан в угол. У него оставалась единственная карта.

В конце мая Шалом встретился с Иосси Гиноссаром и их юрисконсультами в номере, который Гиноссар занимал в отеле Grand Beach Hotel в Тель-Авиве. Вместе они начали составлять список убитых. Использовали свои досье и напрягали память, записывая имена, места и даты гибели людей, убитых «Моссадом», военной разведкой АМАН и службой Шин Бет в годы, предшествовавшие «ашкелонскому похищению»[795].

«Мы сидели там долго. Все вошло в этот документ с согласия Аврума», – сказал Гиноссар.

В списке числились имена четырех иранских дипломатов, которых «Моссад» разрешил пытать и убить в Бейруте «фалангистскому мяснику» Роберту «Кобре» Хатему. Были объекты подразделения 504 АМАН, которые «умерли естественной смертью, проглотив подушку» и были похоронены лицом вниз. Фигурировала операция Шин Бет в деревне Бидья, когда 15 оперативников приехали на трех «мерседесах» в гараж, принадлежавший местному шиитскому командиру Муршиду Нахасу, которого затащили в одну из машин и сказали, по свидетельствам очевидцев: «Ты можешь выбрать, как умереть»[796]. Его изрешеченное пулями тело было позднее обнаружено на окраине деревни. В список были внесены имена людей, которые просто исчезли на оккупированных территориях, как и имена всех тех, кто был убит в программе «Грузы».

Разумеется, список был неполным – всего три листа и 67 имен, и касался только тех, кто был убит в Ливане, на Западном берегу и в секторе Газа. Но это был материал-бомба.