– Мгм, – неопределенно откликнулся Николай Степанович. – Скажите, милейший, а ваша затея с: э-э: ураном – на что нацелена?

Каин посмотрел на свою руку. В руке он держал рюмку.

– Если у нас ничего не получится, – сказал он, – и если мерзкие твари все-таки полезут наверх, мы приведем эту бомбу в действие. Вы, кажется, помните, что происходит с ураном под действием ксериона? По нашим расчетам, сгорит вся сибирская тайга, займутся нефтяные пласты. Завод этого дурака тоже рванет…

Через год настанет новый ледниковый период, который переживут только теплокровные…

Он выцедил водку.

– Кстати, о дураке, – сказал Николай Степанович. – Где он и что с ним?

– Должно быть, в аэропорту. Счастливое семейство вновь обрело: ну, и так далее.

– Не врете?

– А смысл? Он мне нужен. Зла я на него не держу. Опасности он тоже не представляет…

– Не для печати, – влез было Бортовой, но Николай Степанович прихлопнул его ладонью.

– Сейчас стало неинтересно, – сказал брюзгливо Каин, – а когда-то крысы таскали мне провиант из спецотдела Елисеевского. Где теперь такое найдешь? Сыр из дичи. Снетки в плетеных коробах. Кисло-сладкое мясо. Купаты по-имеретински.

Раки в белом вине. И само вино: «Кахетинское N 8», «Красный камень», «Усахелаури N 21», коньяк «Двин»…

– Так бутылками и таскали? – изумился Бортовой.

– Тележка у них на то имелась…

– Так вот, не для печати, – Бортовой был упрям, на то и репортер: – Если я все правильно понял, вы хотите воспер: в'спре:пятствывовать воскрешению мертвых в день Страшного Суда. А вот как к этому отнесется Русская православная церковь за рубежом? С ними вы согласовали?

Каин впервые улыбнулся.

– Еще Зверь не вышел из моря, – сказал он. – Вот он выйдет, и согласуем. – И посмотрел на часы.

– Зверь давно вышел, – сказал Николай Степанович и тоже посмотрел на часы. -

Видите ли, дражайший, мы с вами находимся в несколько неравновесном положении. Вы когда-то пренебрегли отвлеченным знанием и сделались неспособны прочесть пылающие письмена. Вы преуспели в тактике, но безнадежно отстали в стратегии. Мы, каюсь, совершенно о тактике забыли и оказались в положении блестящего штаба, на который напоролась кучка выходящих из окружения врагов. Голодных, оборванных: Понимаете, о чем я говорю?

– Хотите возглавить операцию? Вы, единственный выживший штабной писарь?

– Нет, совсем нет. Да, кстати: а как вы поняли, что я – это я?

– Никак. Мы тупо и просто начали с Евпатории, нашли какого-то отставной козы депутата, который оказался до того разговорчив, что мы его даже не стали закапывать…

– Понятно. Давайте выпьем за упокой души этого несчастного авантюриста.

– А к'к же тогда: эт: в'скрешение? – опять встрял Бортовой.

– Будет тебе воскрешение, Миша. Расслабься. Значит, Сергей Илларионович, подвожу, как вы выразились, промежуточный итог. Я без вас победить могу. Вы без меня – нет. Видите, даже тактика ваша идет от неизбежности поражения…

– Какой упокой души? Он жив и здоров. Давайте лучше за погибель врагов.

– Поддерживаю.

– П'сть дохнут, как м'хи…

– Продолжаю мысль, – Каин поднял палец. – Оказалось очень просто выяснить, кто вы, зачем и откуда. Похоже, что о маскировке своих действий вы вообще не задумывались. Конечно же, единственный ратник на планете! Последний защитник Камелота! Ланцелот Прудовый. Вот. И что мы имеем в результате?..

– В результате мы имеем следующее: я знаю, где находится вход в усыпальницу ящеров, и знаю, как его открыть. Вы не знаете, где он – и подавно не можете.

Несмотря на всю вашу тайную армию и многовековой опыт сопротивления.

Почему?

– Почему же не можем? Очень даже можем. Вот вами и откроем.

– Я понимаю, что к этому все в итоге сведется. К банальному принуждению. Так скажите, нужен мне такой союзник или нет?

– А у вас есть выбор?

– Разумеется.

– Нет у вас выбора! Потому что…

– Потому что вы уже захватили мою семью, – скучным монотонным голосом сказал Николай Степанович, – и готовы вот-вот предъявить мне их примерно в том же виде, что четыре часа назад – двух дорогих мне женщин? Эх, Сергей Илларионович. Господин лейб-гвардии поручик. Не стыдно?

– Не стыдно. На карту поставлено все.

– Я не об этом. Ослабли вы разумом, воюя против несчастных медлительных тварей. В Аргентину, наверное, барон отправился с группой товарищей? У него там собственный немалый интерес возник. Так вот, их всех или уже нет на белом свете, или торопятся немногие уцелевшие с печальным известием…

Каин дернулся, как от внезапного ледяного прикосновения.

– Что?

– Это была ловушка, – холодно сказал Николай Степанович, доставая портсигар. -

Крысоловка. Курить будете? Отличные сигареты, рекомендую: Я расставил несколько ловушек, и вы умудрились попасть во все. Неужели вы считали меня способным на то, чтобы посадить своих родных в центр мишени и заставить посылать мне письма через цыган, которых вы контролируете? Даже обидно, право. Я и сам не знаю, где сейчас находится моя семья. Знаю только, что под охраной таких людей, с которыми вам не сладить… Да, Каин, я был о вас лучшего мнения. Деградация налицо. Что мне теперь прикажете с вами делать?

– Не забывайтесь, – в голосе Каина зазвучали свистящие нотки, – это вы у меня в руках, а не наоборот!

– Пойдемте посмотрим, – предложил Николай Степанович. – Вообще-то я просил, чтобы нам не мешали…

За дверью стоял Коминт.

Увидев его, Каин попятился.

Коминт, опустив руки, медленно пошел к нему.

– Коминт, – позвал Николай Степанович.

– Что? – не оборачиваясь и глядя в грудь Каину, отозвался Коминт.

– Наверху ничего не случилось?

– Нет, все нормально.

– Тогда погоди. Он нам еще будет нужен.

– Ты видел его войско?

– Частью.

– Тогда ты ничего не видел, командир: На что он нам?

– Живец.

– Зря. Таких надо: Впрочем, как знаешь. Ты командир…

– Идите, Каин, – сказал Николай Степанович и кивком указал на лестницу.

В обширном вестибюле чьей-то недостроенной виллы сидело на корточках вдоль стен Каиново воинство. Их на взгляд было десятка два. Среди обычных зомбиков попадались и те, другие: с металлическими руками и ногами, с клинками-косами, с толстыми воронеными стволами, торчащими из плеч…