"А может быть, старик был из тех?" — подумал Гелька, прячась за мятой автомобильной дверцей. Ему тоже стало жутковато. Но тут же он вспомнил, что старухи никогда не делали зла мальчишкам (если не считать ворчанья)…

Старухи замерли на бочках. На фоне лунного неба они казались статуями из заброшенного парка. Вдруг одна ударила каблуком. Ей ответила другая. За ними топнули сразу несколько. Ещё, ещё… Удары каблуков по гудящему железу перешли в рассыпчатый грохот, но тут же в грохоте пробился чёткий ритм. Рубленая мелодия какого-то быстрого и дерзкого танца. Ведьмы запрокидывали разлохмаченные головы, угловато выбрасывали руки, ломались в талии, юбки метались вокруг них, а железный ритм гремел над пустырём…

— Во рубят, — прошептал Янка. — На три четверти…

Танец ржавых ведьм гулко стучал, рокотал и рассыпался под зелёным лунным небом. Постепенно он стал казаться не таким громким. Зато узор его ритма сделался сложнее, красивее. Сквозь гулкие удары пробивалась россыпь мелких тактов, они переплетались, обгоняя друг друга… Потом в танец проник посторонний, пришедший издалека гул.

Это был нарастающий шум поезда. Старого поезда, какие до сих пор бегают на дачных линиях. Они мчатся по рельсам с деревянными шпалами и гремят колёсами на стыках. Откуда он мог взяться? Поблизости не было рельсовых путей.

Гелька, Янка и Листик запереглядывались. В это время за пустырём, в сотне метров от пляшущих ведьм, возник в светлом от луны воздухе чёрный мост. Громадный, похожий на великанские ворота. Это был мост без начала и без конца. Его края терялись, таяли в воздухе — неясные и размытые. И вот на одном таком краю возникла голова поезда — допотопный локомотив с прожектором впереди и клочкастым шлейфом дыма над топкой. Паровоз выскочил на мост из ничего и потянул из этого ничего чёрные вагоны — с площадками сзади и спереди, с неяркой цепочкой оконных огоньков…

Это был не мираж. В земле отдался дробный гул колёс, прилетел запах угольной гари.

А танец ржавых ведьм гудел и рокотал, будто ничего не случилось.

…Взрослые, когда сталкиваются с непонятным, порою пугаются и делают вид, что ничего не произошло. Ничего, мол, такого нет. Нет — вот и всё. Гелька, Янка и Листик так не могли. На следующий вечер они устроили засаду на южном краю пустыря, в зарослях бурьяна и "бабкиных бус". И опять плясали ржавые ведьмы, и опять возник мост. На этот раз совсем рядом с ребятами.

— Бежим! — скомандовал Гелька, хотя было страшно. И они помчались к мосту, и, как всегда, сухие ягоды "бабкиных бус" хлёстко лупили их по ногам.

Опоры моста были сложены из бугристых глыб — чешуйки слюды в граните искрились от луны. Гелька потрогал камень. Гранит был влажный и холодный. В щели между глыбами были вбиты ржавые скобы — они лесенкой уходили вверх, к огороженному тонкими перилами полотну. Высота была большущая — метров тридцать. И на этой высоте с нарастающим и угасающим гулом снова прошёл поезд.

— Ещё одна загадка Старогорска, — сумрачно сказал Гелька. — Что-то они мне уже надоели.

А ведьмы плясали.

Прошло полминуты, и мост исчез — мгновенно, без колыхания воздуха, без единого звука. Прямо тут, рядом, только что был и сгинул. И казалось невероятным, что он сию минуту поднимался над головами — громадный, прочный…

…На следующий день Гелька спросил Эльвиру Галактионовну. Небрежно так спросил, будто о пустяке.

— А что это за мост появляется по вечерам? Да ещё с поездом…

— Подглядывали небось за нами? — неласково отозвалась Эльвира.

— Да нет. Просто когда шли со свалки, посмотрели назад, а там мост…

— Подглядывали, подглядывали! — сказала другая ведьма — толстая и довольно добродушная Таисья. — Всё им знать охота… Да и пущай. Мост как мост, мы и сами не поймём зачем… Как большая луна да как мы пляшем, он и выскакивает не поймёшь откудова. Ну и ладно, нам-то что…

— Может, какое-то явление резонанса? — прошептал Гельке Янка.

— Чего-чего? — подозрительно спросила Эльвира. — А ну, брысь отсюда…

Разорвать кольцо — это значит разрушить Мост. Это они понимали. И они верили, что, если кольцо порвётся, Юрка найдёт отца. Янка-Денёк не будет больше сгорать в пожаре крепости, отыщется Глеб, встретятся друзья, рассыплются или сбегут куда-нибудь "клоуны" и "манекены". И, наверно, случится ещё много хорошего. Что именно — пока неясно, да и неважно. Главное — взорвать Мост.

Но чем?

— Чтобы такую махину грохнуть, атомная бомба нужна, — безнадёжно сказал Гелька.

Васька снисходительно разъяснил:

— Не надо грохать махину. Главное, чтобы лопнули рельсы. И бомба нужна совсем небольшая.

Все хмыкнули — невесело и сердито. Листик сказал Ваське:

— Их что, в "Детском мире" продают?

— Это предоставьте мне, — солидно ответил Васька.

Назавтра, после школы, Васька притащил во двор к Гельке шар величиной с небольшой арбуз. Шар был покрыт косматой ржавчиной и весил, наверно, не меньше двух пудов. Васькины дюралевые ножки гнулись и подламывались, когда он, откинувшись назад, тащил эту тяжесть. У будки Дуплекса Васька уронил шар в траву. Земля ухнула, будка подскочила. Старый Дуплекс выбрался из будки, обнюхал незнакомую вещь и лизнул Ваську в брюхо с клеймом "Промнефтегаза". Он любил роботёнка.

Гелька подозрительно спросил:

— Это что за грузило?

— Им стреляли из пушки, — сообщил Васька. — В старые времена, когда ещё нас не было и даже папы Ерёмы…

— И ты хочешь им рельсы рвануть! — понял Гелька. — Балда же ты, Васька, хоть и с искоркой. Это же не бомба, а ядро без начинки.

Васька не ответил. Всем своим видом презирая Гельку, он счистил с ядра ржавчину. Взял пластиковую миску Дуплекса, начисто вытер её остатками изодранной матроски. Бухнул в миску ядро.

— Зачем? — спросил Гелька.

— Жёрнов, — сухо сообщил Васька. — Собери семена белоцвета.

— Зачем?

— Меньше спрашивай, больше делай, — приказал Васька. Но смилостивился и объяснил: — Из них будет взрывчатый состав.

— Сколько мегатонн? — печально поинтересовался Гелька. Было ясно, что в голове у Васьки замкнулись контакты.

— Не умничай, — сказал Васька. — Я у ржавых бабок стащил и прочитал старинную книгу. Там рецепты. В семенах белоцвета взрывчатая сила земли.

Гелька вдруг вспомнил: возьмёшь созревшую коробочку белоцвета, согреешь в кулаке, и она — чпок! — лопается там. И мягкая упругая сила сама расталкивает пальцы. Разожмёшь их — и на ладони целый ком белого пуха. Маленькое облако. Оно растёт, шевелится, от него начинают отрываться летучие семена, окружённые, как лучами, невесомыми волосками.

Гелька обрадованно и пристыженно кинулся к забору, где белоцвета было полным-полно и семена ещё не все облетели. Прибежали Янка и Листик. Узнали, в чём дело, начали помогать.