Джерид ходил вокруг них и рассказывал им о ситуации, в которую они попали. О том, что им угрожало. Понимали ли они его, верили ли? Захотелось ли им покинуть город и уйти назад, во льды?

Среди них были и мертвые, и такие, в ком жизнь едва теплилась. Трупы, посиневшие от яда, сморщенные, как сухофрукты… Одного из спутников Джерида стало рвать, и румель не мог осуждать своего более молодого товарища.

Люди просили воды и пищи, но Джерид мог предложить им лишь свободу, само представление о которой утратило для них всякий смысл.

Тогда Джерид поставил двух своих людей охранять дверь, через которую они только что вошли, а сам с восьмью спутниками пошел сквозь толпу беженцев вперед, посмотреть, что там. Воздух вокруг был спертый. Время от времени в темноте вскрикивала женщина или раздавался стон мужчины.

Наконец они добрались до другой наспех оборудованной железной двери – она была закрыта. Он знал, что снаружи наверняка стоит часовой, поэтому они сначала чуть-чуть приоткрыли ее, а затем распахнули с силой, так что она ударилась о стену. Фулкром выстрелом из арбалета снял единственного солдата, который как раз поднимался со стула. Его тело закатили в темный угол.

Чем дальше они шли, тем холоднее становилось, и, несмотря на отсутствие света, Джерид чуял, что выход уже близко. Под конец идти можно было только на ощупь, пробираясь по узкому проходу, зато, пока они оставались в темноте, их никто не мог увидеть.

А вот наконец и она, свобода.

Поток света, порыв ледяного ветра и пустошь вокруг палаточного лагеря – потрепанные палатки, тлеющие костерки, черные силуэты деревьев на горизонте, ветер, свищущий по тундре. А за их спинами нависала внешняя стена Виллджамура, на которую эти несчастные с оптимизмом взирали много месяцев.

–  Иди и приведи их сюда, – приказал Джерид одному из своих людей. – Заставь их, если будет надо, если они не захотят покидать убежище.

Через час вывели всех. Беженцы выходили на воздух, волоча ноги, с явной неохотой. На снег смотрели так, словно прежде никогда не видели его.

Их «радостное освобождение» не принесло Джериду ожидаемого удовлетворения.

Более того, еще никогда в жизни он не чувствовал себя столь опустошенным и измученным, как сегодня.

Когда последний ребенок вышел наружу, Джерид распустил своих добровольных помощников, зная, что инквизиторские медальоны послужат тем надежным пропуском в город.

Оставшись вдвоем, Фулкром и Джерид обменялись подавленными взглядами, не зная, что сказать.

–  Такое впечатление, что мы сделали что-то не так.

–  У меня тоже, – ответил Джерид.

–  Здесь, на морозе, они могут умереть еще быстрее, – продолжал Фулкром.

Молодой румель был прав. Мороз сам по себе убьет их рано или поздно. Теперь они снова были просто беженцами за воротами Виллджамура, и что с этим можно было поделать?

–  Может, пойдете домой? – предложил Фулком.

–  Да надо бы. – Джерид вздрогнул. – Вдруг Трист хоть раз в своей никчемной жизни сказал правду?

–  Я пойду с вами, – возможно, вам понадобится помощь.

До чего же непривычно, когда коллега думает о вашей безопасности.

Улица, извиваясь, шла в горку, и они плелись по обледеневшим булыжникам мостовой с таким трудом, что у обоих заныли бедра. Джерид задумался о возрасте.

Внезапно Фулкром показал на черные клубы дыма, которые разносил по небу ветер.

Джерид бегом помчался наверх, забыв про Фулкрома, который стоял и показывал пальцем.

На дым.

На его дом.

Прохожие на улицах оборачивались – так непривычно было им видеть, чтобы кто-то передвигался бегом, столько кругом навалило снега. Даже собаки лаяли от удивления. Вдруг он поскользнулся на льду, упал, ударился коленом о булыжник. Ругаясь, встал и захромал дальше.

Фулкром, догнав старого румеля минуту спустя, обнаружил его на коленях в снегу перед развалинами собственного дома. Куски дерева разбросало по всей улице, обломки мебели тлели, повсюду валялись черепица и битое стекло, а там, где стоял когда-то дом, теперь зияла обугленная дыра.

Фулкром подошел и положил руку на плечо Джерида. Старый румель нежно гладил какой-то кусок плоти.

Фулкром отпрянул. Похоже, это была чья-то нога.

К ним подошел совсем юный следователь, недавно поступивший на должность серокожий румель.

Увидев его, Джерид умоляюще склонил голову к плечу так, словно надеялся, что тот вернет ему его жизнь.

–  Вы пришли сюда первым? – поинтересовался Фулкром.

–  Да, сэр. Меня зовут Тальдон, я здесь уже четверть часа. Мы обыскали все развалины и нашли пока одно тело, но вероятность, что кто-то мог пережить это, невелика. Взрыв был невероятной силы.

Джерида била крупная дрожь. Фулкром выпустил его плечо и жестом велел Тальдону уходить.

–  Я… я не знаю, что сказать. Мне так жаль.

Старый румель только всхлипывал, как-то по-детски хватая руками снег. Фулкром не верил своим глазам. Сколько лет Джерид верой и правдой служил своему городу, и вот какова награда! И во всем виноват Трист. Или Уртика?

–  Если канцлер хотел вашей смерти, Джерид, то, возможно, небезопасно оставаться здесь дольше, – отважился Фулкром. – Что, если он еще не закончил охотиться на вас?

–  Минуту, – всхлипнул Джерид. – Дай мне всего минуту.

–  Я отведу вас к себе. А потом вернусь и пригляжу здесь за всем как следует.

Вдруг раздался пронзительный крик, голос женский. По снегу бежала Мариса.

Джерид поднял взгляд и увидел ее, растрепанную, когда она уже подбегала к нему.

Они обнялись так крепко, что, казалось, слились воедино, Джерид не хотел выпускать жену.

Наконец сквозь слезы он спросил:

–  Как ты… уцелела?

–  Это все те ребятишки со снежками. Они разбили окно, я выскочила и погналась за ними по улице. – И тут она тоже зарыдала, возможно впервые сообразив, что стало бы с ней, если бы она этого не сделала.

Потрясающая ирония судьбы не укрылась от Фулкрома: те самые сорванцы с Гата-Гамаль, которые так донимали старика Джерида своими снежками, спасли в конце концов его жену.

Они и сейчас крутились поблизости, человек восемь, правда на этот раз с пустыми руками. Увидев их, Джерид помахал им и улыбнулся сквозь слезы.

Те сконфуженно пожимали плечами, а один белобрысый мальчишка прокричал:

–  Прости нас за окно, Джерид! Остальное не наших рук дело, честное слово.

–  Я знаю, – ответил Джерид, умиротворенно улыбаясь. И он засмеялся, хотя в его глазах еще стояли слезы. – Не волнуйтесь, я все знаю.