нацистскими оккупационными властями деятелей) существовало[1161], однако уклоняются от вопроса о степени его влияния на созданные оккупантами национальные коллаборационистские формирования. Некоторые ученые вскользь упоминают о том, что подобное влияние имело место[1162], другие характеризуют военнослужащих прибалтийских полицейских формирований как нацистских наемников[1163]; большинство же старается обходить в своих исследованиях столь болезненный вопрос.

Изучение некоторых карательных операций, проводившихся латвийскими полицейскими батальонами, наводит на мысль о том, что они не сводились исключительно к воплощению подготовленных нацистами планов. Так, например, проводившаяся в начале 1943 г. в латвийско-белорусском приграничье операция «Зимнее волшебство», по замечанию израильского историка А. Шнеера, приобрела для латышей характер «охоты за рабами»: угнанные латышскими полицейскими белорусские подростки направлялись на принудительные работы не в Германию, как это делалось обычно, а в Латвию, где распределялись между богатыми латвийскими крестьянами[1164]. С учетом того, что Германия в это время испытывала острую нужду в рабочей силе, создается впечатление, что в данном случае можно говорить о реализации в рамках нацистской карательной операции не только нацистских планов — точно так же, как во время карательных операций польских подразделений вспомогательной полиции на Волыни.

Факты свидетельствуют о том, что в ряде случаев латвийские полицейские формирования проводили карательные операции с большей жестокостью, чем собственно немцы. Это объясняется распространенными среди военнослужащих этих подразделений агрессивно-русофобскими воззрениями. Исследователям, например, хорошо известен доклад офицера «Русской освободительной армии» поручика В. Балтиньша о преступлениях латвийских коллаборационистских формирований: «23 апреля 1944 г. пришлось мне быть в деревне Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат жили эсэсовцы. В день моего прибытия туда их должна была сменить немецкая часть, но мне все-таки удалось поговорить на латышском языке с несколькими эсэсовцами, фамилии коих не знаю. Я спросил у одного из них, почему вокруг деревни лежат трупы убитых женщин, стариков и детей, сотни трупов непогребенных, а также убитые лошади. Сильный трупный запах носился в воздухе. Ответ был таков: “Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских”»[1165].

Здесь мы опять наталкиваемся на параллель с действиями номинально контролируемых нацистами польских полицейских батальонов на Волыни. Эти формирования осуществляли убийства местных украинцев не столько в рамках реализации нацистской истребительной политики (для оккупационных властей в то время гораздо более важным было сохранение порядка в регионе), сколько в рамках украинско-польского межэтнического конфликта. Похоже, что схожая мотивация двигала в ряде случаев и членами латышских полицейских формирований. В таком случае ответственность за эти преступления должна ложиться не только на задававших общее направление карательной деятельности нацистов, но и на наполнявших ее конкретным содержанием латышских полицейских и контролировавшие их «национальные» структуры — если, разумеется, подобный контроль имел место.

Благодаря исследованиям последних лет мы имеем возможность набросать эскиз гораздо более многомерной, чем ранее, картины преступлений, совершавшихся на оккупированных нацистами территориях на Востоке. Основным ее элементом по-прежнему останутся истребительные планы, разработанные нацистами и воплощавшиеся в жизнь при помощи как немецких структур (айнзацгруппы, СС, фельдполиция, вермахт, оккупационная администрация), так и многочисленных местных коллаборационистских подразделений. Ответственность за эти преступления несет нацистское руководство. Однако помимо нацистских истребительных планов имели место планы, созданные структурами с самостоятельной политической субъектностью («тактическими коллаборационистами»), такими как ЛАФ и ОУН. Их планы деятельно воплощались в жизнь летом 1941 г.; ответственность за совершавшиеся тогда массовые преступления несут эти организации и лишь частично нацисты (в тех случаях, когда акции уничтожения осуществлялись совместно). О разной степени совместной ответственности следует говорить в случае совершения преступлений коллаборационистскими формированиями, контролировавшимися как нацистами, так и различными политически самостоятельными структурами. И, разумеется, непосредственную ответственность за преступления несут те, кто уничтожал невинных людей.

Об авторе

Александр Дюков (1978 г. р.) — директор фонда «Историческая память», главный редактор «Журнала российских и восточноевропейских исторических исследований», координатор Группы информации о преступлениях против личности (IGCP).

В 2004 г. окончил Историко-архивный институт Российского государственного гуманитарного университета (Москва), защитив дипломную работу по теме «Становление и развитие системы управления советским партизанским движением, 1941–1943 гг.». В 2004–2007 гг. работал в информационном агентстве АРМС-ТАСС. Осенью 2008 г. основал и возглавил фонд «Историческая память», уставной задачей которого является содействие объективным научным исследованиям актуальных страниц российской и восточноевропейской истории XX в. С февраля 2014 г. одновременно — координатор правозащитной Группы информации о преступлениях против личности (IGCP).

Объявлен персоной нон-грата в Латвии (в 2012 г., за документальную выставку «Угнанное детство. Судьбы детей, угнанных на территорию Латвии, 1943–1944 гг.») и Литве (в 2014 г., за литовское издание сборника документов «Накануне Холокоста: Фронт литовских активистов и советские репрессии в Литве, 1940–1941»). Лауреат премии международного правозащитного движения «Мир без нацизма» (2014) — «за активную поисковую и научную работу с целью установления исторической правды, увековечивания памяти павших борцов с нацизмом и воинов антигитлеровской коалиции». В 2015 г. книга «Массовые нарушения прав человека в ходе конфликта на Украине, 2013–2014» включена властями Украины в список запрещенных книг.

Автор около 70 научных и 150 научно-популярных и публицистических работ, изданных на русском, английском, литовском, польском, эстонском и венгерском языках. Сфера научных интересов — история советского партизанского движения, нацистской оккупации, деятельность националистических вооруженных формирований, репрессивная деятельность советских властей, историческая политика.

Научные публикации

2004

1. Сост., авт. сопр. ст., коммент., подгот.: Старинов И.Г. Супердиверсант Сталина. Мины ждут своего часа. М.: Эксмо; Яуза, 2004. 382 с.

2. Работа по линии «Д»: Довоенная подготовка партизанской войны в СССР // Старинов И.Г. Супердиверсант Сталина: Мины ждут своего часа. М.: Эксмо; Яуза, 2004. С* 330–357.

2005

3. Истребительная политика нацистов на оккупированной советской территории: Направления исследования // Великая Отечественная война 1941–1945 гг.: Опыт изучения и преподавания: Межвузовская научная конференция. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2005. С. 316–325.

Переиздания на русском языке: Истребительная политика нацистов на оккупированной советской территории: Направления исследования//Вторая мировая война: История без купюр. М.: Журнал «Международная жизнь», 2009. С. 103–118; Истребительная политика нацистов на оккупированной советской территории: Направления исследования // Нацистская война на уничтожение на северо-западе СССР: региональный аспект: Материалы международной научной конференции (Псков, 10–11 декабря 2009 года) = Nazi extermination policy in the Nord-West of the USSR: regional aspect. International conference papers (Pskov,