Обернувшись затем к Сергию и его товарищам, Никанор сказал: «Что вы на соборе принимаете и нам присылаете?! Нет у вас головы вашего патриарха, и без него соборы ваши не крепки!»

Слова Никанора были единодушно поддержаны всеми братьями и мирскими: «За нами всеми те же речи, готовы единодушно все пострадать, а новой веры, и учения, и книг отнюдь все не приемлем!» Осыпая посланцев из Москвы бранью, наиболее распалившиеся соловчане уже хотели понести их на кулаках, но старшим удалось восстановить порядок. Приезжие хотели вести открытый спор о вере и привезли с собой целую книгу «аргументов» – монастырь выставил на спор монаха-священника Геронтия – нового казначея, побившего Сергия с братией по всем статьям.

Никанор с удовольствием вспоминал, как Геронтий сразу же захватил инициативу в свои руки.

– Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас, – громко произнес священник, передразнивая никонианскую молитву[23]. И тут же, повернувшись к приезжим, ткнув пальцем им в лица, воскликнул: – За что вы отъемлете из сей молитвы Сына Божия?!

– Ох, ох! – закричали собравшиеся в соборе. – Горе нам! Отнимают у нас Сына Божия! Где вы девали имя Сына Божия?!!

Долго не успокаивались собравшиеся, пока Геронтий, воспользовавшись небольшой паузой среди горестных воплей, вновь не обратился к Сергию и его товарищам:

– Чего ради вы трижды велите глаголать аллилуйя, а в четвертое – слава тебе, Боже? А в житии святого псковского чудотворца Ефросина прямо написано, трижды аллилуйи говорить не велено, и о том было явление пресвятой Богородицы.

Не успели оппоненты опомниться, как в руках Геронтия оказалась книга, и, вскочив на высокий стул, он стал читать житие Ефросина, в заключение закричав: «Не прельщайтесь и не слушайте такого учения, чтобы говорить трижды аллилуйя, а в четвертое – слава тебе, Боже!» Вновь собор наполнился возмущенными воплями соловчан, которые звучали еще дольше, чем в первый раз.

– До сего времени, – продолжал затем наступать Геронтий, – вся Русская земля всяким благочестием просвещалась – и не под каким зазором Соловецкий монастырь не бывал: как столп, и утверждение, и светило, и свет сиял! Вы ныне новой вере от греков учитесь, а их, греческих властей, к нам в монастырь в ссылку и самих присылают[24]. Они, греческие власти, и креститься не умеют, мы их сами учим, как креститься. Не хотим мы древнего предания святых апостолов, и святых отцов, и святых чудотворцев Зосимы и Савватия нарушать, и во всем им последуем!

Видя, что на все нововведения, предложенные Никоном и подтвержденные московским собором, Геронтий дает опровержения от древней русской традиции и Отцов Церкви, Сергий попытался уесть оппонента логическими построениями. Однако логика, требовавшая принятия указа властей вопреки собственному рассудку, не действовала на Соловецком острове.

– Великий государь наш царь и великий князь Алексей Михайлович всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, – хитро вопрошал Сергий, – благоверен ли, и благочестив, и православен ли, и христианский ли есть царь?

– Благоверен, благочестив, и православен, христианский есть царь, – ответили, подумав, соловецкие монахи, трудники и крестьяне.

– А повеления его и грамоты, – продолжал плести свою сеть Сергий, – которые с нами к вам присланы, каковы вам мнятся быть – православны ли?

Соловецкие люди вновь подумали и по сему вопросу умолчали. Упорный Сергий, однако, не сдался и продолжил свои вопросы:

– А четыре восточных святейших православных патриарха[25], и российские наши преосвященные митрополиты, и архиепископы, и епископы, и весь освященный собор – православны ли они и благочестивы, пастыри ли, и учителя ли, и отцы ли вам есть?

– Прежде, – отвечали раздумчиво соловецкие люди, – были четыре восточных патриарха православны, а ныне – Бог их весть, потому что сами живут в неволе под турком. Российские же наши архиереи и весь освященный собор православен.

– А соборное их повеление, – гнул свою линию Сергий, – за их святительскими подписями присланное с нами к вам, каково мните быть?

Сыскная комиссия уже радостно потирала руки, загнав соловецкую братию и трудников в угол, но те своим ответом повергли оппонентов со всей их логикой:

– Повеления освященного собора не хулим, а новой веры и учения не принимаем – держимся предания святых чудотворцев и за их предание хотим все умереть вожделенно!

Никанора особенно радовало, что, ощутив в полемике с сыскной комиссией свое единомыслие, соловчане заметно успокоились и в дальнейшем избегали устных и телесных нападок на приезжих. Монахи и трудники, как заявил Сергий, «учинились сильны» и отказались выполнять указ нового новгородского митрополита Питирима выдать сыскной комиссии древние книги из своей книгохранительницы для отправки в Москву. Отказались они и предоставить сыщикам полный «имянной» список братии и мирян монастыря.

За неимением такого списка Сергий с товарищами мог пытаться допросить только бывших властей и тех, кого поименно обвинял Варфоломей. Однако и этого сделать не удалось. Соловецкие караульщики не допустили сыщиков в монастырские кельи, преградив им путь оружием и спрашивая: «К кому идут и для какого дела?» Даже бывший келарь, казначей и соборные старцы, сами не показываясь и не пуская Сергия с товарищами в кельи, велели отвечать на вопросы из окошек келейникам своим.

Так и не смог Сергий провести нужное царю Алексею Михайловичу следствие, и стал он собираться ехать из монастыря вон в оскорблении великом. Тогда, 6 октября 1666 года, в день царского ангела, келарь Азарий, архимандрит Никанор, вся братия и трудники Соловецкого монастыря подали Сергию с товарищами для передачи в Москву собственноручно подписанное обращение к самодержцу.

«Мы, – говорилось в обращении, – во всем послушны великому государю, кроме никогда не ведомых на Руси церковных нововведений. Молимся за царя и его семью, готовы души свои за их царское величество положить. Не из упрямства и ослушания к нему, великому государю, но боясь суда Божия и отлучения от преданий святых отцов, при которых православная христианская вера сияла, как солнце на небе, просим помиловать нищих своих богомольцев и велеть нам оставаться в прежнем благочестии, чтобы его государеву Соловецкому монастырю, украинному и порубежному месту, от безлюдства не запустеть и нам всем врозь не разбрестись».