— Вот даже как! — воскликнул лесной бродяга, делая над собой усилие, которое досталось ему не слишком легко, особенно когда он видел перед собой наглую физиономию метиса, опиравшегося в вызывающей позе на стволы своей превосходной двустволки. — А на каких условиях желаете вы получить эти сокровища? — спросил он.

— На тех условиях, чтобы вы немедленно проваливали отсюда!

— С оружием и провиантом?

— С провиантом — да, но без оружия! — ответил Эль-Метисо, совершенно уверенный, что ему нетрудно будет, невзирая на данную клятву при заключении договора, предоставить трех безоружных охотников в руки своих диких союзников.

— Если бы эти негодяи не замышляли против нашей жизни, то при таком численном превосходстве для них было бы совершенно безразлично предоставить нам сохранить оружие или отобрать его! — шепнул Хосе канадцу.

— Это ясно как Божий день и не подлежит ни малейшему сомнению, — кивнул тот. — Но дай мне возможность вывести этих мерзавцев на чистую воду!

Затем он продолжал уже громко:

— Не достаточно ли уже того, что мы предоставили бы в ваше распоряжение эти сокровища? На что вам еще три ружья на пятнадцать человек воинов?

— На то, чтобы лишить вас возможности вредить нам!

Канадец презрительно пожал плечами:

— Это не ответ! Вы имеете дело с людьми, которые могут все выслушать, нимало не смущаясь никакими угрозами и не поддаваясь никаким лживым обещаниям… Нам надо знать твердо, на что следует рассчитывать! — добавил он, обращаясь уже к Хосе.

Теперь уже старый ренегат повел речь.

— Ну, так я скажу вам, что Эль-Метисо по своему ко всем милосердию забыл упомянуть еще об одном условии!

— Каком?

— Чтобы вы сдались нам безоговорочно! — заявил Кровавая Рука.

— Да позволь же мне ответить этим двум лисицам с белыми хвостами и индейскими головами! — воскликнул Хосе, подтолкнув Красного Карабина локтем.

— Хосе, — остановил пылкого испанца серьезным тоном канадец, — с тех пор как мой сын вверил мне свою жизнь, на мне лежит священный долг, который я обязан исполнить свято, и в случае смерти я хочу предстать безупречным перед судом Всевышнего. Потерпим до конца!

Красный Карабин взглянул при этом на Фабиана, внимательно следившего за всем происходившим вокруг него, и во взгляде канадца выразилась вся его чистая родительская нежность к этому молодому человеку. Тот ласково улыбнулся старику, который счел себя вполне вознагражденным за свое геройское терпение.

— Эль-Метисо, — сказал он, — постарайся хотя бы на время забыть то, что тебе подсказывает твоя индейская кровь, и выскажи открыто, как подобает смелому, бесстрашному воину и христианину, чего ты хочешь от нас и как намерен поступить с нами, если мы сдадимся?

Но честность напрасно взывала к тому, в чьей душе не было места этому чувству. Эль-Метисо намеревался открыть только отчасти свои намерения и хотя был почти уверен, что достигнет желаемого, все же желал сберечь не кровь, а время и надеялся, что отважные охотники предпочтут неопределенную участь долгого плена смерти, от которой, по его убеждению, теперь уже ничто не могло их избавить.

— Меня лично ваши три особы практически не интересуют, — проговорил он, — но в числе моих друзей числится некий Черная Птица; его воины пришли со мной; они хотят захватить вас во что бы то ни стало, и я, признаюсь, обещал это им!

Метис проговорил это наполовину по-испански, наполовину по-индейски. При последних словах его наши охотники увидели, как над верхушками кустов появились сначала два горящих глаза, похожих на ягуарьи, затем отвратительно разрисованная физиономия апача.

— Я так и думал! — сказал Красный Карабин. — Ну а что же сделает с нами Черная Птица, зачем мы ему?

— Объясню, — ответил метис и обратился к своему краснокожему союзнику: — Что сделает Черная Птица с Орлом, Пересмешником и воином южных стран?.. Пусть брат мой ответит мне вполголоса, — добавил он, — а я передам его ответ этим людям!

— Три вещи, — ответил апач с невозмутимым хладнокровием. — Прежде всего, он сделает их сторожевыми псами своего вигвама, посадив на цепь; затем, сняв с них скальпы, высушит их у своего очага; затем вырвет их сердца и отдаст их на съедение своим воинам; так как это три мужественных, смелых и храбрых сердца, то эти качества их перейдут в сердца его воинов, если каждый проглотит хотя бы по кусочку.

— Хорошо, — проговорил метис, внимательно выслушав индейца. — Эль-Метисо переведет слова своего брата трем охотникам!

И, обернувшись к Красному Карабину, коварный бандит постарался смягчить свирепое выражение своего лица лицемерной, лживой улыбкой.

— Великий индейский вождь, — сказал он по-английски, поскольку апачи совершенно не понимали этого языка, точно так же как и Фабиан, — великий индейский вождь обещает своим пленникам свою дружбу, ибо он успел оценить их великое мужество; затем он обещает им лучшие поля своих охот и красивейших из своих жен!

— И жизнь вечную, аминь! — докончил Хосе, не в силах сдерживаться долее. — Полноте, Розбуа, стыдно слушать его наглую ложь, он же попросту издевается над твоим простодушием!

— Что там бормочет Пересмешник? — нагло осведомился старый ренегат.

— Он говорит, — ответил Хосе, — что не хочет быть менее великодушным, чем вы, и со своей стороны обещает тоже три вещи: тебе — второй, более чувствительный удар прикладом по башке, а твоему отродью — нож в сердце, а его лживый язык он обещает бросить на съедение воронам, если только они не побоятся отравиться им!

— Вот как! — прошипел Эль-Метисо, скрипнув зубами от бешенства. Он вскинул к плечу свое заряженное ружье и спустил курок.

Бандит забыл в этот момент даже свое обещание доставить индейцам всех трех охотников живыми.

Канадец и испанец не успели бы вовремя пригнуться, чтобы уклониться от пули, и один из них неизбежно должен был погибнуть, так как они имели неосторожность отставить в сторону во время переговоров свои ружья, если бы при раздавшемся в этот критический момент выстреле метис не покачнулся на гребне скал и чуть было не рухнул в Золотую долину.

Фабиан знал неукротимый, вспыльчивый нрав испанца и его невоздержанность на язык в известные моменты и потому, лежа плашмя на площадке пирамиды, он держал все время метиса на прицеле. Исключительно только этому счастливому обстоятельству был обязан жизнью один из его друзей.

К несчастью для них всех, ружье Фабиана было одноствольное и недальнобойное, и потому его пуля не пробила плотной шерстяной ткани пестрого плаща, перекинутого через плечо метиса, и последний, вместо раны, получил легкую контузию.

Тем не менее ошеломленный Эль-Метисо, несмотря на то что был тверд и силен, как дуб, покачнулся и, наверное, рухнул бы в Золотую долину, где Красный Карабин не преминул бы его прикончить, но его отец не дал ему упасть. Железной рукой он схватил его и опустил на скат скалистой гряды, затем оба степных бандита, а также и выглядывавший из кустов индеец мгновенно скрылись из глаз охотников.